Да что случилось-то… Я быстро прокрутил в голове события последних дней. Вроде, ничего плохого. Работал как обычно; готовился к поступлению в Бауманку (хотя, что там готовиться, давно готов); с Кристиной встречался, звонил вовремя, если задерживался или вовсе не приходил ночевать. Хм, может, пора Кристину домой привести, познакомить с родителями и сестрой? Правда, она, вроде, не особо стремится, но… Ладно, сейчас выясним. Но родители явно в тревоге.
Я прошёл на нашу кухню, сел за стол.
Поужинали мы в восемь часов, тогда же и чаю попили, теперь стол был пуст и чист.
— Ну давайте, — сказал я. — Выкладывайте, что произошло. Я же вижу, что вы как не родные.
— А мы не знаем, родные мы тебе или нет, — жёстко сказал отец и закурил, резким движением пододвинув к себе пепельницу.
— Петя! — воскликнула мама.
— Что — Петя, что — Петя! — отец явно едва сдерживался. Это было очень странно, самообладанием отца я законно гордился.
— Папа, — сказал я. — Может, хватит? В чем дело, говори уже.
— В чём дело? Хорошо, сейчас я покажу тебе, в чём дело.
Он оставил сигарету в пепельнице, встал, вышел из кухни и через полминуты вернулся с нашим магнитофоном «Яуза-5». Водрузил его на стол, включил. Катушки закрутились.
Шипение.
— Не надо, — произнёс мой голос по-русски. — Не надо. Дгарден найрен аримана. Дгарден найре аримана! Лагундуна, лагундуна. Китзули ниса. Асин длагит. Китзули ниса…
Приехали. Это, несомненно, был мой голос. Без всяких сомнений. Ну надо же, всё один к одному. Что ж, значит, действительно, время пришло.
— Во сне разговаривал? — догадался я, подумав при этом, что мог бы предусмотреть это и раньше. Предусмотреть и принять меры. Но Кемрар Гели не разговаривал во сне. А вот Серёжа Ермолов, судя по всему, разговаривал. После почти смертельной травмы в Кушке перестал. Но затем снова начал.
— Это я, — сказала Ленка. — Я услышала и маму с папой разбудила. Я испугалась! — она крепче прижала к себе зайца. — Ты очень громко говорил. Три ночи! Три ночи подряд!
— Спокойно, сестричка, — сказал я. — Бывает, что люди разговаривают во сне.
— Что это за язык? — жёстко спросил папа.
— Папа, — я посмотрел отцу в глаза. — Мы не на допросе. И я твой сын, а не враг.
— Что ты здесь говоришь, сынок? — мягко спросила мама.
— Спасите мою душу, — перевёл я. — Спасите мою душу. Помогите, помогите. Я вернусь. Обещаю. Я вернусь. Мама, папа, это не земной язык. Это язык жителей планеты Гарад, которая находится от нас на расстоянии двухсот тридцати девяти световых лет в рукаве Ориона. Зачем, по-вашему, я ездил в Ленинград, в Пулковскую обсерваторию? Мне нужно было найти подтверждение моим догадкам.
— Каким догадкам? — спросил папа.
— Догадкам, что мы не одни во вселенной.
Мы проговорили до поздней ночи. Выпили чайник чая и съели всё любимое папино печенье «Юбилейное», которое он неизменно употреблял на завтрак, намазывая сливочным маслом.
— Ничего, — сказала мама, распечатывая последнюю в доме пачку и ловя папин ревнивый взгляд. — Яйцами всмятку обойдёшься.
— Завтра ещё куплю, — пообещал я. — Сразу пачек десять. Или двадцать.
К этому времени первый шок прошёл.
Как ни странно, в том, что я не сумасшедший и не завербованный американцами шпион, больше всего убедили родителей мои, скажем так, физические возможности (пришлось входить в
— Сумасшедшие так не могут, — сказал отец, — это верно. Впрочем, и не сумасшедшие тоже.
— Так никто на Земле не может, папа, — сказал я. — Никто, кроме меня. Но этому можно научить, поверь. Трудно, но можно.
— Всех? — спросил папа.
— Нет. Взрослых — очень трудно, почти невозможно. А вот детей, начиная лет с двенадцати, — да, можно.
— Я умею, — пробормотала Ленка, клюя носом в зайца. — Правда, Зая? Братик нас учит…
— Ну-ка, пошли спать, — отец взял Ленку на руки и понёс в её комнату. Мама последовала за ним.
Кажется, пронесло, подумал я. Всё-таки велика сила родительской любви. Они приняли даже то, что их сын уже не совсем их. Где-то далеко-далеко есть планета Гарад, с которой в угасающее сознание их сына каким-то невероятным, абсолютно фантастическим способом попало такое уже угасающее сознание другого человека — взрослого инопланетянина по имени Кемрар Гели. Не случись этого, погибли бы оба. А так — выжили. Да, их сын стал другим. Настолько другим, что и представить страшно. Но это, по-прежнему их сын и брат. У него память Серёжи Ермолова. И сыновья любовь Серёжи Ермолова. Что до Кемрара Гели… Что ж, бывает и так. До сегодняшней ночи мы этого не знали, а теперь узнали. Бывает и так. Остаётся это принять. В конце концов, ничего совсем уж страшного не произошло. Если бы их сын лежал сейчас в могиле на кладбище в далёком южном городе Кушка, вот это было бы, действительно, страшно. Будем жить. Жить, любить и надеяться.
Глава двадцать первая
Поступление в Бауманку. Дальний Восток. Река Хор