Чужак в чужой стране (Stranger in a Strange Land)

– Ну, – нетерпеливо сказал Джабл, – ты принял приглашение?

– Как бы не так! Я унес ноги от греха подальше. Схватил в охапку шмотки, выскочил в коридор и одевался уже внизу.

– На месте Джилл я бы обиделся.

Кэкстон покраснел.

– А что мне было делать?

– Ну ладно. Что дальше?

– Я оделся, увидел, что забыл наверху сумку, но возвращаться не стал. Кстати, я чуть не убился. Ты же знаешь, как работает новая модель?

– Не знаю.

– Если ты даешь команду на подъем, начинается постепенный спуск. А я вскочил туда с разбегу и начал падать – с шестого этажа. Еще чуть-чуть, и от меня осталась бы лепешка, но падение вдруг прекратилось. Как будто удержало какое-то поле.

– Не увлекайся модной техникой. Ходи по лестнице, в крайнем случае пользуйся лифтом старой конструкции.

– У них хорошая техника, только за ней никто не следит. Никто не занимается делом, все ходят под гипнозом Майка и смотрят ему в рот. Мне страшно за них, Джабл. Нужно что-то делать.

Джабл поджал губы.

– Что именно тебя пугает?

– Абсолютно все.

– Правда? Мне показалось, что тебе понравилось.

– Ну да. Майк и меня загипнотизировал. – У Кэкстона был недоуменный вид. – Я бы и не вышел из гипноза, если бы он вдруг не оказался голым. Понимаешь, он сидел в костюме и обнимал меня за пояс – как он мог раздеться?

Джабл пожал плечами.

– Ты был занят и мог не заметить землетрясения.

– Брось! Я не школьница, и целуюсь с открытыми глазами. Скажи, как он мог раздеться?

– Какое это имеет значение? Может, тебя смутила именно нагота?

– Конечно.

– Ты и сам был без штанов! Стыдитесь, сэр!

– Перестань меня грызть. У меня нет привычки к групповой любви. Меня чуть не стошнило. – Бен скривился. – Каково было бы тебе, если бы посреди твоей гостиной люди стали спариваться, как обезьяны?

– Вот оно, Бен: гостиная была не твоя. Ты пришел к человеку в дом, будь любезен принять правила, действующие там. Цивилизованный человек должен поступать именно так.

– А если тебя шокирует подобное поведение?

– Это уже другой вопрос. Я всегда находил и нахожу публичные проявления похоти отвратительными, но достаточно большая часть человечества не разделяет моих вкусов. Оргии имеют многовековую историю и не оскорбляют ничьего достоинства, поэтому нельзя говорить, что они «шокируют».

– Ты хочешь сказать, что это не более, чем дело вкуса?

– Вот именно. И мои вкусы не более святы, чем вкусы Неро, а даже менее: Неро – бог, а я – нет.

– Черт меня возьми!

– Вряд ли у него это получится. Дальше: Майк не устраивает публичных оргий.

– То есть как?

– Ты говорил, что у него в доме что-то вроде группового брака, выражаясь научно – групповая теогамия. Поэтому все, что там происходит или планируется, является семейным делом, а не публичной оргией. Кругом все боги, и нет больше никого – кто же может обидеться?

– Я обиделся.

– Сам виноват. Ты ввел их в заблуждение и спровоцировал на «оргию».

– Что ты, Джабл! Я ничего не делал.

– Ах, Господи! Как только ты вошел, ты понял, что у них сложился чуждый тебе уклад. Тем не менее не ушел. Ты повел себя, как бог встретившийся с богиней. Ты отдавал себе отчет в том, что делал, и они это понимали. Их ошибка в том, что они приняли твое притворство за чистую монету. Нет, Бен, Джилл и Майк вели себя вежливо, и не тебе следует обижаться на них, а им на тебя.

– Ты умеешь все перевернуть с ног на голову. Меня завлекли чуть не силой. Если бы я не убежал, меня стошнило бы.

– Теперь ты хочешь свалить вину на рефлекс. Дорогой мой, воспитанный мальчик тринадцати лет на твоем месте сжал бы зубы, пошел в ванную, посидел бы там с четверть часа, потом пришел бы и извинился. Рефлекс тут ни при чем. Рефлекс может вывернуть желудок, но не может приказать ногам бежать к двери, рукам – хватать одежду, глазам – искать выход. Это был страх. Чего ты испугался, Бен?

Кэкстон долго молчал, потом вздохнул и выдавил:

– Сдаюсь, я – ханжа.

– Ханжа считает свои моральные установки законом природы, – покачал головой Джабл. – Ты не такой. Ты подлаживался под людей, поведение которых не соответствовало твоим правилам, а настоящий ханжа еще с порога обозвал бы даму в татуировке неприличным словом, повернулся бы и ушел. Копай глубже.

– Я ничего не соображаю. Мне плохо.

– Вижу и сочувствую. Давай подойдем к делу с другой стороны. Ты упомянул женщину по имени Рут. Давай предположим, что на кушетке с тобой сидели Майк и Рут, а не Джиллиан. Допустим, они предположили бы то же самое сближение. Был бы ты так же «шокирован»?

– Да, меня шокировала сама ситуация, хотя ты говоришь, что это дело вкуса.

– В какой степени? Что бы сделал?

Кэкстон смутился.

– Черт бы побрал тебя, Джабл! Я нашел бы предлог выйти на кухню.

– Отлично, Бен. Я понял, в чем дело.

– В чем же?

– Какой элемент мы изменили?

Кэкстон помрачнел и надолго умолк. Наконец сказал:

– Ты прав, Джабл: все дело в Джилл, в том, что я люблю ее.

– Близко к истине, но не точно.

– Что?

– Чувство, которое заставило тебя бежать, не называется «любовь». Ты знаешь, что такое любовь?

– Надоело! На этот вопрос не могли ответить ни Шекспир, ни Фрейд. Мне плохо, и все.

Джабл покачал головой.