Чужак в чужой стране (Stranger in a Strange Land)

– Джабл, Старшим Братьям уничтожить планету так же легко, как мне остановить свое сердце. Нужно просто вникнуть в предмет, понять его строение и представить, что ты от него хочешь. Давай, к примеру, вырежем кусочек земной мантии миль эдак сто в диаметре. Для этого нужно всего лишь определить его местонахождение, размер, вникнуть в строение… – лицо Майка утратило выражение, глаза стали закатываться.

– Стой, стой, не надо! – запротестовал Харшоу. – Я не знаю, что там у тебя получится, но лучше не надо.

– Что ты, Джабл, я никогда этого не сделаю, Я – Чужак. По моим понятиям это зло.

– А по понятиям марсиан?

– Нормальное явление, даже, пожалуй, положительное. Не знаю. Я могу разрушить планету, но не испытываю такой потребности. Джилл способна разрушить планету – она знает, как это делается – но у нее никогда не возникнет такого желания. Она тоже человек, и это ее планета. Основа нашей дисциплины – самосознание и самоконтроль. К тому времени, как человек развивает в себе способность разрушить планету – не грубой кобальтовой бомбой, а силой знания, – дисциплина уничтожает в нем потребность разрушать. Он дематериализуется, и угроза исчезает. Наши Старшие Братья… – Да, что такое ваши Старшие Братья? Как они выглядят?

– Как и все остальные марсиане.

– Как же вы отличаете их от остальных? Они умеют проходить сквозь стены или что-нибудь в этом же роде?

– Все марсиане умеют проходить сквозь стены. Я вчера проходил.

– Может, от них исходит сияние?

– Нет. Их можно слышать, видеть, ощущать. Их как будто бы показывают по стереовидению, но только у тебя в мозгу. На Марсе это все само собой разумеется и не нуждается в комментариях. Здесь, я вижу, другое дело. Представь, что ты присутствовал при дематериализации своего друга – при его смерти, – потом вместе с другими съел его тело, а потом увидел бы его, мог с ним поговорить, потрогать его.

– Я бы решил, что спятил.

– Правильно, потому что человеческие души не разгуливают по земле после смерти. Если кто-то видит образ умершего – считается, что он галлюцинирует. На Марсе либо все галлюцинируют, либо души умерших живут рядом с живыми. В детстве меня учили придерживаться второй версии, и весь мой марсианский опыт доказывает, что она верна, потому что эти самые души составляют самую многочисленную и привилегированную часть марсианского населения. Живые, материальные марсиане – это дровосеки, водоносы и другая прислуга.

Джабл кивнул.

– Понятно. И ты боишься, что они разрушат Землю?

– Не обязательно, – покачал головой Майк. – Они могут попытаться переделать нас по своему образу и подобию.

– А ты как, не возражаешь, чтобы нас взорвали?

– Я понимаю, что это зло. Но, по марсианским понятиям, мы сами зло.

Мы не способны понять друг друга, мы причиняем друг другу несчастья, мы воюем, болеем, голодаем. Мы – безумцы. И Старшие Братья милостиво убьют нас, чтобы мы не мучились. Я не знаю наверняка, примут ли они такое решение; я не Старший Брат. Если и примут, то пройдет, – он задумался, – минимум пятьсот лет, прежде чем они начнут действовать.

– Да-а, наши судьи не думают над приговорами так долго.

– В том-то и состоит разница между марсианами и людьми, что люди всегда спешат, а марсиане – никогда. Если Старшие Братья в чем-то усомнятся, они отложат вынесение приговора на сто, двести, пятьсот лет.

– В таком случае, сынок, тебе не о чем беспокоиться. Думаю, в ближайшие пятьсот-тысячу лет люди научатся договариваться с соседями.

– Возможно. Хуже будет, если Старшие Братья решат не убить нас, а перевоспитать. Тогда они тоже убьют нас, но отнюдь не безболезненно. В этом я вижу еще большее зло.

Джабл ответил не сразу.

– Не этим ли ты сам занимаешься, сынок?

– Я с этого начинал, – с огорченным видом признал Майк, – а теперь хочу исправить. Я знаю, отец, что ты разочаровался во мне, когда я вступил на этот путь.

– Всякий волен жить по своему усмотрению.

– Да, каждый должен приходить к пониманию самостоятельно. Ты есть Бог. – Я не могу принять этой должности.