Такое особенное значение слова «рыжий» Майка нисколько не смущало, он уже знал, еще до того, как попал на Землю, что почти на каждое понятие английский язык имеет несколько слов, а почти каждое слово имеет несколько значений. К такому постепенно привыкаешь, примерно так же, как и к одинаковости женских лиц… а потом, после ожидания, вдруг оказывается, что они совсем и не одинаковые. Теперь Майк мог представить себе лицо Энн с такой же легкостью, как и лицо Джилл. В сущности, ведь даже яйцо обладает своим неповторимым «я», отличается от всех остальных яиц — и прошлых, и теперешних, и будущих; вот и каждая девушка имеет — потенциально — свое лицо, сколь бы ни были малы различия между ними сейчас.
Майк отдал снимок и был очень рад радости Дюка. Сам он не лишал себя ровно ничего, ведь это настолько просто — мысленно вызвать перед собой изображение, даже лицо, словно излучающее какую-то непонятную, прекрасную муку. Выслушав благодарность Дюка, он вернулся к своей почте.
Джубала лавина корреспонденции раздражала, а Майк ею буквально наслаждался, всей без разбора, от рекламных проспектов страховых компаний до брачных предложений. Прочувствовав за время поездки во Дворец огромность и бесконечное разнообразие земного мира, недавний марсианин твердо решил грокнуть его во всей полноте. На это уйдут века, придется еще расти, расти и расти, но отсюда отнюдь не следовало, что нужно суетиться и спешить, — он грокал полную тождественность вечности и вечно переменчивого, прекрасного сейчас.
Прежняя мысль перечитать «Британскую энциклопедию» была оставлена — почта приносила несравненно более яркие образы этого мира. Майк читал письма, что мог — грокал по ходу дела, а остальное откладывал в память как материал для долгих ночных размышлений. Он чувствовал, что начинает уже грокать «бизнес», «покупку», «продажу» и прочие совершенно не марсианские виды деятельности, — в этом отношении «энциклопедия» просветила его очень мало, неявно предполагая (как он сейчас грокнул) наличие у читателя предварительного знакомства с предметом. У него такого знакомства не было совсем.
Господин генеральный секретарь Джозеф Эджертон Дуглас прислал ему пакет, содержавший чековую книжку и еще какие-то бумажки, после чего брат Джубал потратил битый час на попытки объяснить, что такое деньги и с чем их едят. Майк так ничего и не понял, хотя Джубал и показал ему, как выписывать чек, выдал ему взамен чека бумажки («деньги») и научил их считать.
Но затем наступило до дрожи ослепительное озарение, и он грокнул деньги. Эти бумажки с красивыми картинками и яркими медальонами — совсем не «деньги», они — только символ идеи, охватившей и объединившей весь этот народ, весь этот мир. Но бумажки,
Величественная красота денег ошеломляла и завораживала.
Обмен символов, их сходящиеся и расходящиеся потоки чем-то напоминали игры, побуждающие детенышей вразумляться и взрослеть, они были прекрасны и в малом, но по-настоящему поражала всеохватность этого процесса, отражавшего весь мир в одной-единственной, взаимосвязанной и символической конструкции. Создать такую красоту могли только воистину старые Старики; Майк смиренно ждал, когда же ему будет дозволено встретиться с кем-нибудь из них.
По совету (скорее — настоянию) Джубала он начал тратить деньги — с робким нетерпением юной, неопытной девушки, впервые приведенной к брачному ложу. Джубал предложил Майку «купить друзьям подарки»; выделенная в помощь ему Джилл начала с установления жестких рамок: один подарок на душу населения, максимальная величина общих расходов — что-то чуть поменьше общей суммы на банковском счете, деленной на тройку наполненную[127], — Майк намеревался было истратить все до гроша.
Тратить деньги оказалось очень трудно, ведь существовало такое множество вещей, восхитительных и непостижимых. Просматривая каталоги «Маршалл Филдс»[128] и с Гиндзы, из Бомбея и Копенгагена, Майк задыхался от несметности хранящихся на их страницах сокровищ. Даже скромный каталог «Сирса и Монтгомери»[129] оказался свыше его сил.
— Нет, — мягко вмешалась Джилл, — Дюку не нужен трактор.
— Но ведь Дюк любит тракторы.