— У него уже есть трактор. Не у него, конечно, а у Джубала, но это все равно. Зато Дюку наверняка понравится какой-нибудь из этих маленьких, аккуратных бельгийских одноколесных велосипедов — он сможет то разбирать его, то собирать, и так с утра до вечера. Но даже это слишком дорого. Майк, милый, подарок не должен быть чересчур дорогим — разве что ты хочешь с его помощью уломать какую-нибудь девушку выйти за тебя замуж или еще что в этом роде. И подарок должен показывать, что ты подумал о личных пристрастиях человека. Хорошо дарить что-нибудь такое, что он любит, но вряд ли купит сам.
— А как это сделать?
— Вот тут-то вся и трудность. Слушай, дай-ка я покопаюсь в сегодняшней почте, там вроде было нечто подходящее… Вот, — торжествующе воскликнула она через несколько минут, — нашла! Слушай внимательно.
Альбом Дюку понравился. Подарок был доставлен патрульной машиной СС — а в следующей же рекламе появилась хвастливая добавка:
С Дюком все обошлось относительно просто, но вот Джубал… Ну что, скажите на милость, подаришь ты человеку, который и сам может купить все, чего только душа пожелает? Золотую рыбку с тремя желаниями? Сфинкса? Источник, так и не найденный Понсе де Леоном?[130] Бутылку смазочного масла для скрипучих суставов? Один из золотых деньков его молодости? Держать в дому всякую живность Джубал давным-давно закаялся; ты их переживешь — сплошное горе, они тебя переживут (каковая возможность становилась теперь вполне реальной) — еще хуже, несчастные твари останутся сиротами.
Пришлось собрать военный совет.
— А вы что, — удивился Дюк, — сами, что ли, не знаете? Начальник любит статуи.
— Ты думаешь? — Джилл с сомнением покачала головой. — У вас же тут нет ни одной скульптуры.
— Те, которые нравятся начальнику, не продаются. Он говорит, что все теперешнее дерьмо — самый обыкновенный металлолом и что в наши дни каждый придурок, имеющий астигматизм и автогенный аппарат, именует себя скульптором.
— Правильно, — поддержала его Энн. — Посмотрите, какие у Джубала книги в кабинете, и сами поймете.
Три принесенные Энн альбома своим видом ясно (для нее) свидетельствовали, что их открывают наиболее часто.
— Хм-м… Похоже, ему нравится Роден, весь, вдоль и поперек. Слушай, Майк, имей ты возможность купить любую из этих скульптур — что бы ты выбрал? Вот, смотри, какая красивая — «Вечная весна».
Майк взглянул на «Весну» и начал быстро переворачивать страницы.
— Вот эту.
— Что? — содрогнулась Джилл. — Да это же просто ужас! Надеюсь, я не доживу до такого возраста и такого вида.
— Это красота, — твердо сказал Майк.
— Майк! — Джилл была в полном отчаянии. — У тебя же совершенно извращенный вкус, ты еще хуже Дюка!
Обычно подобный упрек заставил бы Майка замолкнуть, а затем посвятить целую ночь попыткам грокнуть свою ошибку. Но на этот раз он был уверен в себе и стоял насмерть. Привлекшая его фигура была как глоток родного, с детства привычного воздуха. Она изображала человеческую женщину — и все равно создавалось впечатление, что где-то тут, рядом, находится марсианский Старик, ее сотворивший.
— Это прекрасность, — не сдавался Майк. — У нее есть свое лицо. Я грокаю.
— А ты знаешь, Джилл, — задумчиво сказала Энн, — ведь Майк, пожалуй, и прав.
— Чего? Тебе что, тоже
— Лично меня она ужасает. Но Майк понял, что нравится Джубалу. Видишь, альбом раскрывается в трех местах, и на эту страницу смотрели чаще, чем на две другие. Вот, посмотри, вторая — «Павшая кариатида, придавленная камнем»; Джубал смотрит на нее почти так же часто, но Майк выбрал самую его любимую.
— Я ее куплю, — решительно заявил Майк.
Сотрудник парижского музея Родена, куда позвонила Энн, не расхохотался — ему не позволила французская галантность.