Чужак в стране чужой

— Майк в высшей степени цивилизованный человек — только по марсианским стандартам. Я говорил с ним очень много и теперь знаю — каннибализм марсиан совсем не обозначает, что они подстерегают друг друга за углом с дубиной, чтоб оттащить потом домой и поджарить. Они не закапывают своих умерших в землю, не сжигают их и не оставляют на съедение диким зверям — как это принято в разных культурах рода человеческого, — а съедают сами, причем обычай этот носит обрядовый, в высшей степени религиозный характер. Ни один марсианин не становится пищей против своей воли, да и вообще они просто не понимают, что такое убийство. Марсианин умирает сугубо по собственному желанию и волеизъявлению, выбрав для этого наиболее подходящий момент, посоветовавшись с друзьями и получив от духов своих предков согласие принять его в свою компанию. Придя к окончательному решению, он умирает столь же просто и естественно, как мы закрываем глаза, — никакого насилия, никаких болезней, даже никаких снотворных пилюль. Вот сейчас он жив — а через секунду стал духом. После чего, уж не знаю, сразу или немного погодя — Майк же время не воспринимает так, как мы с тобой, — то, что ему больше ни за чем не нужно, съедают друзья; намазывая куски горчицей, они восхваляют добродетели покойного и — выражаясь словами Майка — «грокают» его. Свежеиспеченный дух присутствует на пиру — это нечто вроде конфирмации или бар-мицвы[62], после которой он окончательно обретает статус «Старика» — в моем понимании это что-то вроде старейшины племени.

— Господи, — с отвращением сморщился Дюк, — какая дикость.

— Для Майка это весьма серьезный — и притом радостный — религиозный обряд.

— Джубал, — презрительно фыркнул Дюк, — неужели ты серьезно относишься ко всяким детским сказочкам про привидения? Тут самый обыкновенный каннибализм — в сочетании с дичайшими суевериями.

— Я бы лично так не сказал. Мне и самому трудно поверить в этих «Стариков», но Майк говорит о них как о чем-то самоочевидном. А что касается всего остального… вот ты, к какой церкви ты принадлежишь?

Услышав ответ Дюка, Джубал удовлетворенно кивнул головой:

— Так я и думал. К этой церкви принадлежит большинство населения Канзаса, а если и не к ней, то к какой-нибудь из настолько на нее похожих, что их только по названиям и различишь. Так вот, скажи мне, пожалуйста, как ты себя чувствуешь, принимая участие в символическом каннибализме[63], играющем ключевую роль в ритуале вашей церкви?

— Чего это ты такое плетешь? — удивленно вытаращился Дюк.

— Не понимаю, — пожал плечами в не меньшей степени удивленный Харшоу, — ты же был прихожанином? И посещал воскресную школу?

— Чего? Конечно же был. И родные мои верующие, как были, так и остались. Да и я тоже, хотя и хожу в церковь редко.

— Я начинал уже думать, что тебя ни разу не допускали, но если ты был полноправным прихожанином, то можешь и сам понять, о чем это я, — если дашь себе труд хоть на секунду задуматься. А разбираться в преимуществах одной формы ритуального каннибализма перед другой мне совершенно неинтересно, — добавил Джубал, вставая. — Все, Дюк, у меня не так много времени, да мне и попросту надоело выпутывать тебя из твоих предубеждений. Так уходишь ты или нет? Если да, надежнее и безопаснее будет проводить тебя до ворот. А может, ты все-таки хочешь остаться? Остаться и есть вместе с нами, с каннибалами.

Дюк опустил глаза:

— Да вроде как останусь.

— Как хочешь. Лично я умываю руки и за твою безопасность отвечать не намерен. Мы просмотрели пленки, думаю, у тебя хватит сообразительности понять, насколько опасен наш человеко-марсианин.

— Я не такой дурак, Джубал, как ты думаешь, — кивнул Дюк. — Только я не позволю Майку выжить меня отсюда. Вот ты, — добавил он, — говоришь, что он опасен. Ну и что, я же не собираюсь с ним цапаться. Кой хрен, если не считать людоедских заморочек, мне этот парень даже нравится.

— М-м-м… и все равно, Дюк, ты его недооцениваешь. Послушай, если ты и вправду хорошо относишься к Майку, предложи ему стакан воды, и дело с концом. Ты меня понимаешь? Тогда вы станете «братьями по воде».

— Э-э-э… ну, я еще подумаю.

— Только все должно быть по-настоящему, на чистом сливочном масле. Если Майк примет твое подношение, он сделает это с полной, убийственной серьезностью. Он тебе поверит, и если ты сам не готов ему поверить, если ты не готов безоговорочно поддержать его в любой ситуации, даже самой трудной ситуации, — оставь лучше все как есть. Либо полное доверие — либо ничего.

— Это я понимаю. Потому я и сказал, что подумаю.

— О’кей. Только не думай слишком долго. Сильно подозреваю, что скоро здесь начнется большое веселье.

14