Чужак в стране чужой

Предумышленного убийства здесь нет — если, конечно же, Майк поступил так из соображений необходимой самообороны либо для необходимой защиты кого-либо другого, например Джилл. Тут могли бы подойти пенсильванские законы о колдовстве… да и то, было бы крайне любопытно посмотреть на конкретную формулировку обвинения.

Разве что гражданский иск… Предоставить приют Человеку с Марса — возможно ли расценить такой поступок как «создание угрозы для жизни и здоровья окружающих»? Все может быть. Похоже, придется вводить в юриспруденцию новые принципы. Майк успел уже расшатать все основы медицины и физики — хотя специалисты о том даже и не подозревают. К своему счастью. Ведь какой трагедией обернулось для многих ученых создание теории относительности. Неспособные понять новую физику, они нашли выход в яростном ее отрицании, обвиняя во всех смертных грехах и самого Эйнштейна, и его последователей. Только не выход это был, а тупик, судьба несгибаемой старой гвардии была предрешена — постепенно вымирая, она уступала место молодым, более восприимчивым умам.

От своего дедушки Харшоу слышал, что еще раньше появление микробной теории создало точно такую же ситуацию в медицине. Врачи сходили в могилу, называя Пастера лжецом, идиотом, а то и похуже, — и притом даже не пытались самостоятельно проверить данные, явным образом противоречившие их «здравому смыслу».

Судя по всему, Майк наведет больше шороха, чем Пастер и Эйнштейн, вместе взятые. Да, кстати о шорохе…

— Ларри! Где там Ларри?

— Здесь, начальник, — донеслось из динамика. — В мастерской я.

— Авральный пульт у тебя?

— Само собой. Ты же сказал даже спать с ним. Что я и делаю.

— Чеши сюда на полусогнутых и отдай его мне. А ты, Энн, положи его вместе со своим балахоном.

— Сей секунд, начальник, — весело откликнулся Ларри. — А что, уже скоро?

— Ты не болтай, а беги.

Только сейчас Джубал заметил, что Смит так и стоит перед ним, неподвижный, словно статуя. Статуя? Да, что-то такое… Ну конечно же! Микеланджеловский Давид! Полное сходство, вплоть до непропорционально крупных кистей и ступней, серьезного, но притом чувственного лица и длинных, чуть взъерошенных волос.

— У меня, Майк, собственно, все.

— Да, Джубал, — ответил тот, однако не уходил.

— Ты что, сынок, что-нибудь спросить хотел?

— Насчет того, что я видел в этом долбаном ящике. Ты сказал мне: «Но мы с тобой еще поговорим».

— А, вон ты про что, — страдальчески сморщился Джубал, вспомнив фостеритскую передачу. — Хорошо, только никогда не говори «долбаный ящик», это — стереовизор.

— Так это не долбаный ящик? — искренне изумился Майк. — Значит, я неправильно тебя слышал?

— Ну да, ящик, но ты должен называть его «стереовизор».

— Я буду называть его «стереовизор». Но почему, Джубал? Я не вгрокиваюсь.

Харшоу обреченно вздохнул — ну вот, опять за рыбу деньги. Раз за разом в разговорах со Смитом выявляются алогичные черты человеческого поведения, все попытки объяснить их логично не приводят ни к чему, кроме пустой траты времени.

— Я и сам не вгрокиваюсь, — признался он, — только Джилл не нравится выражение «долбаный ящик».

— Хорошо, Джубал, я буду говорить «стереовизор». Если Джилл так больше нравится.

— А теперь расскажи мне, что ты видел и слышал в этом стереовизоре — и что из этого ты грокнул.

Последующий разговор оказался длиннее, невнятнее и путанее обычного. Майк пересказал все увиденное им в стереоящике и все услышанное — вплоть до рекламных вставок. Кроме того, он почти уже закончил энциклопедию, а стало быть прочитал статьи «Религия», «Христианство», «Ислам», «Иудаизм», «Конфуцианство», «Буддизм» и уйму смежного материала. И так и не смог ничего грокнуть.

Мало-помалу Джубал выяснил:

а) Майк не знал, что фостеритская служба — нечто религиозное;

б) статьи по религии Майк запомнил, но не понял, а потому отложил все эти сведения до лучших времен, как материал для медитаций;

в) смысл термина «религия» Майк представляет себе более чем смутно — хотя и может процитировать девять его определений из полного толкового словаря;

г) марсианский язык не содержит ни одного слова и ни единой концепции, которые Майк мог бы соотнести хоть с каким-нибудь из этих девяти определений;

д) обычаи, которые Джубал считал марсианскими «религиозными обрядами», таковыми отнюдь не являются, с точки зрения Майка все эти обычаи — нечто простое, естественное, самоочевидное;

е) в рамках марсианского языка невозможно провести разделение между «религией», «философией» и «наукой» (в человеческом их понимании), а так как Майк, хотя уже и свободно говорит по-английски, думает все еще по-марсиански, он тоже не способен разделить эти понятия.