Все подобные вопросы относились к области «поучений», даваемых «Стариками». Майк никогда не слышал о «сомнениях» и «исследованиях» (еще два понятия, неопределимые по-марсиански); Старики могут ответить на любой вопрос, они всезнающи и непогрешимы, вне зависимости, касается ли вопрос завтрашней погоды или космической телеологии[68]. Майк видел по стереовизору прогноз погоды и счел его посланием местных «Стариков», адресованным воплощенной части рода человеческого. Аналогичным образом представлялись ему и авторы «Британской энциклопедии».
И последнее, с точки зрения Джубала, наихудшее обстоятельство: согласно гроканью Майка, двое людей, о предстоящем развоплощении которых сообщили фостериты, присоединятся к рядам человеческих Стариков. Майк был до крайности возбужден. Верно ли он грокнул? Майк понимал несовершенство своего английского, понимал, что, будучи «всего лишь яйцом», постоянно ошибается. Но вот в
И тут Джубал облегченно — словно школьник, которого спас звонок, — вздохнул: Доркас принесла кофе и бутерброды. Ел он молча, что вполне устраивало Смита; как считают марсиане, во время еды нужно предаваться размышлениям и созерцанию, поэтому шумные беседы за обеденным столом его расстраивали. А Джубал тянул это самое время, пытался размышлять — и крыл себя последними словами. Ну надо же было позволить Майку смотреть этот самый ящик! От религии, ясное дело, никуда не спрячешься, раз уж дернуло поселиться на такой психованной планетке, но только попривыкнуть бы ему сперва ко всем заморочкам человеческого поведения… да и вообще, не с фостеритов же начинать!
Убежденный агностик, Джубал Харшоу считал, что все религии — от анимизма бушменов из пустыни Калахари до наиболее интеллектуальных их разновидностей — друг друга стоят. Однако к некоторым верованиям он относился еще хуже, чем к прочим, а уж Церковь Нового Откровения попросту ненавидел. Наглые претензии фостеритов на обладание высшим знанием, полученным по прямой линии с небес, их агрессивная нетерпимость ко всем прочим религиям, их богослужения, похожие то ли на помесь футбольного матча с предвыборным митингом, то ли на помесь дешевой распродажи с партийным съездом, — все это повергало его в глубокую тоску. Если уж человеку приспичило ходить в церковь — кой черт он не выберет себе что-нибудь такое поприличнее? Ну, скажем, католиков, или Христианскую науку[69], или квакеров.
Даже если Бог существует (по этому вопросу Джубал придерживался строгого нейтралитета) и желает поклонения (вариант почти невероятный, но полностью отбросить его нельзя — в свете собственного агностицизма), даже и в этом случае невозможно себе представить, чтобы Всемогущий Творец галактик пришел в восторг от крикливой, аляповатой чуши фостеритских богослужений.
И все же, как с грустью признавался себе Джубал, совсем не исключено, что вселенная (точнее, известная ему часть вселенной), возможно, является иллюстрацией закона логического противоречия, в каковом случае может оказаться, что именно фостериты обладают Истиной, всей Истиной и ничем, кроме Истины. Конечно же, Вселенная — местечко еще то, глупое до последнего предела… Но все равно наименее разумное для нее объяснение — это ничего не объясняющий случай, дурацкая выдумка, будто «так уж вышло», что некие абстрактные сущности оказались атомами, которые — «так уж вышло» — взаимодействуют между собой способом, выглядящим как стройная совокупность законов природы, и что «так уж вышло», что некоторые совокупности этих атомов обладают самоосознанием, и «так уж вышло», что за этим столом сидят две такие совокупности — Человек с Марса и лысое старье с бордюром, в котором вынужденно проживает совсем не чувствующий себя стариком Джубал.
Нет уж, он никогда не купится на эту теорийку «так уж вышло», какой бы популярностью она ни пользовалась среди так называемых ученых. Слепая случайность никак не может быть достаточным обоснованием Вселенной — слепая случайность не может объяснить самое слепую случайность, никто еще не вытаскивал себя из болота за волосы — кроме, конечно же, барона Мюнхгаузена.
Ну и что же тогда? «Простейшая гипотеза» не заслуживает никакого предпочтения, бритва Оккама[70] беспомощно скользит по поверхности изначального вопроса о Природе Божьего Разума, или, даже еще проще, — вопроса, существует ли Бог (и нечего тебе, старый мерзавец, кривиться, совсем не каждое слово из трех букв — непечатное, и слово это, «Бог», не хуже любого другого подходит для обозначения всего непонятного тебе в мире).
А есть ли вообще основания предпочитать одну, вроде бы удовлетворительную, гипотезу всем прочим? И это — когда ты вообще ничего не понимаешь?