Чужак в стране чужой

– Ты думаешь – а я точно знаю. Она хочет секса, крови и денег. Крови мы им не даем, но зато даем надежду – а вдруг огнеглотатель ошибется, или там метатель ножей. Мы не даем лоху денег, но зато поощряем его жадность надеждой на легкий выигрыш – ну и, конечно, малость его на этом вычесываем. Секса мы ему тоже не даем – но как ты думаешь, почему семь лохов из десяти покупают билеты на финальный номер? Бабу им хочется посмотреть голую – вот почему. Ну и двадцаточку срубить, если повезет. Мы и тут их нажигаем – и все равно они расходятся вполне удовлетворенные… Кровь, секс, деньги – а что еще? Лоху нужна тайна! Ему хочется думать, что наш мир – таинственное, романтичное место, – хотя, если по правде, ни хрена в мире романтичного не было и нет. Вот этим-то и должен ты заниматься, только ты не знаешь – как. Ты пойми, сынок, каждый лох прекрасно знает, что все твои чудеса – чистая липа, но ему очень хочется поверить, что это не так, что они настоящие, – и ты просто обязан ему помочь. А ты – не умеешь.

– А как это делается?

– Кой хрен, этого не расскажешь, это нужно почувствовать, каждый учится этому сам. Но… ну, вот, скажем, эта твоя идея объявить себя Человеком с Марса. Лох может проглотить не поперхнувшись очень многое – но всё же не всё. Они же видели Человека с Марса, если не на картинках, то хоть по стерео. И я его видел. Да, сходство у вас какое-то есть, но будь ты хоть вылитой его копией, ни одна собака не поверит, что этот, настоящий, будет показывать фокусы в брезентовом балагане, лохи знают, что такого не может быть. Это – ну все равно как представить шпагоглотателя президентом Соединенных Штатов. Лох хочет поверить – но он не позволит так вот, в открытую, держать себя за идиота. У него все-таки есть какие ни на есть мозги, может, с одной извилиной, но есть. И вот об этом забывать нельзя.

– Я запомню.

– Что-то очень уж я разговорился – у конферансье это входит в привычку. Так как, ребята, я вас не слишком в хреновое положение поставил? Вы прикопили что-нибудь на первые дни? Не мое это, в общем-то, конечно… а может, дать вам в долг?

– Спасибо, Тим, с нами все в порядке.

– Ну ладно, ребята, не давайте себя в обиду. Пока, Джилл.

Тимошенко торопливо ушел – и тут же в балагане появилась Патриция Пайвонская, успевшая уже прикрыть свои нательные фрески халатиком.

– Ребята? Знаю, Тим зарубил ваш номер…

– Ничего, Пэт, мы и сами собирались уйти.

– А я вот тут думаю, не послать ли мне этого сукина сына подальше, прямо зла на него не хватает.

– Слушай, Пэт, ты бы…

– А что, уйду, и пусть он кукарекает без финала! На другие номера исполнителей найдется сколько угодно, только свистни, а вот заключительный – такой, чтобы лохи не забросали его тухлыми яйцами, – это еще поискать и поискать.

– Но ведь он совершенно прав. Ну какой из меня шоумен?

– В общем-то… только мне будет очень без вас скучно. Вы ж мне прямо как родные. Слушайте, знаете, что я придумала, – до утра я свободна, так пойдем ко мне в палатку, посидим, потреплемся, пошли, а?

– Идем лучше к нам, – предложила Джилл. – Полежишь в большой хорошей ванне, отмокнешь как следует.

– Н-ну… только я сбегаю за бутылкой.

– Нет, – остановил ее Майк. – У нас у самих этого добра хватает, я же знаю, что ты пьешь.

– Н-ну… Вы же в «Империале» остановились, да? Только мне все равно нужно сбегать проверить, как там мои крошки, и сказать Пышечке, чтобы не скучала. На полчаса, не больше, а потом словлю такси.

Городишко был маленький, без автоматической системы управления транспортом, так что Майк управлял машиной вручную. Он вел ее точно на максимальной допустимой скорости, проскальзывал в просветы, которых Джилл даже не замечала, пока те не оказывались позади. И все это – без малейших усилий, словно играючи. Джилл такому только начинала учиться; Майк так растягивал свое время, что жонглирование яйцами в воздухе – или машиной в плотном потоке движения – становилось элементарнейшим делом; все окружающее двигалось с черепашьей скоростью, как при замедленном показе фильма. А ведь какие-то месяцы назад, подумала Джилл, этот же самый парень с ботиночными шнурками и с теми не мог справиться. Даже не верится.

Они молчали – очень трудно общаться с собеседником, чьи мысли двигаются совсем не с той, как у тебя, скоростью. Вместо этого Джилл думала о жизни, оставляемой ими позади, вспоминала ее в мельчайших подробностях, возносила ей хвалу – по-марсиански и по-английски. Новая жизнь ей очень нравилась. Раньше, до встречи с Майком, Джилл была рабыней часов, вечно боялась куда-нибудь опоздать, сперва – в школу на урок, потом – в училище на лекцию, потом – в больницу, к началу смены.