Чужак в стране чужой

– Вполне возможно, правда – не в ближайшее время. Джилл, я ведь старался и старался. Сколько церквей мы посетили?

– Думаю, мы перепробовали все разновидности, какие только есть в этом городе, – кроме тех, что сидят в глубоком подполье и не оповещают о себе. Я уж и не упомню, сколько раз мы посещали службу для ищущих.

– Это – только для спокойствия Пэт, ты же сама говоришь, что она огорчится, если мы бросим, а так – я бы и второй раз не пошел.

– Ей нужно знать, что мы не прекращаем попыток, а соврать у нас не получится. Ты не умеешь, а я не смогу.

– Вообще-то у фостеритов что-то есть, – задумчиво добавил Майк. – Только все это перекручено, вывернуто вверх тормашками. Они ищут вслепую – как я, когда работал в карнавале. И они никогда не исправят своих ошибок, потому что в этой вот штуке… – он поднял в воздух драгоценную книгу миссис Пайвонской, – девяносто девять процентов чуши.

– Да, но Пэтти просто не видит этих девяноста девяти процентов, она защищена своей невинностью. Пэтти – Бог и ведет себя соответствующим образом… только она при этом не знает, что она – Бог.

– Вот-вот, – кивнул Майк, – именно так. Она верит в свою божественность только тогда, когда об этом говорю я, и говорю достаточно настойчиво. Но ты, Джилл, послушай. Есть только три пути поисков. Наука – но еще в гнезде, детенышем, я узнал об устройстве Вселенной больше, чем известно всем земным ученым, вместе взятым. Начни я объяснять им хотя бы такой простейший трюк, как левитация, – они меня не поймут. И я не хочу как-то там принизить ученых; они делают все как надо, я полностью это грокаю. Они ищут, но ищут совсем не то, что нужно мне. Можно пересчитать все песчинки в пустыне – но пустыню таким образом не грокнешь. Дальше – философия, которая вроде бы способна разобраться в чем угодно. Ой ли? Все философы с чем отправлялись в странствия по просторам своей науки, с тем и возвращались – не считая жертв самообмана, которые доказывали свои исходные предпосылки проистекающими из них следствиями. Вроде Канта и прочих, бегающих по кругу в вечных попытках поймать себя за хвост. Так что ответ должен содержаться здесь. – Он махнул рукой в сторону книжных нагромождений. – Только его здесь нет. Встречаются отдельные огрызки чего-то вроде бы и правильного – но огрызки эти никогда не складываются в целостную картину, а если целостная картина есть – она ничем не доказывается, в нее нужно поверить. Вера! Вот уж поистине неприличное слово, гораздо хуже всего, что пишут на заборах; не понимаю, Джилл, чего это ты упустила веру, когда учила меня, какие слова нельзя произносить в приличном обществе.

– Майк, – улыбнулась Джилл, – а ведь это – шутка.

– Я совсем не намеревался шутить и даже не понимаю, что тут может быть смешного. И даже тебе, Джилл, я не принес ничего хорошего – ведь раньше ты смеялась. Я так и не научился смеяться, а ты – разучилась. Мне необходимо стать человеком – а вместо этого ты превращаешься в марсианина.

– Мне хорошо с тобой, милый. Наверное, я смеюсь, просто ты не замечаешь.

– Я услышу, если ты засмеешься на другом конце города. С тех пор как смех перестал меня пугать, я обязательно его замечаю, особенно – если смеешься ты. Мне кажется, если я грокну смех, то грокну и людей. И смогу помочь таким, как Пэт… научить ее тому, что знаю. Научиться у нее тому, что знает она. А сейчас – нам трудно понимать друг друга.

– Майк, Пэтти нужна одна-единственная вещь: чтобы мы иногда с ней встречались. А чего, кстати, долго откладывать? Туман здешний мне уже осточертел, карнавал распущен на зиму, так что Пэтти должна быть дома. Слетаем на юг, повидаться с ней, а потом… знаешь, я ведь никогда не бывала в Баха-Калифорнии, возьмем Пэтти с собой и двинем в теплые края, здорово я придумала?

– Хорошо, поехали.

Джилл вскочила:

– Давай одеваться. Куда ты денешь все эти книги? Может, отправишь их Джубалу?

Майк щелкнул пальцем, и вся сокровищница человеческой мудрости пропала, за исключением «Нового Откровения».

– Эту придется оставить, а то Пэтти заметит – обиды не оберешься. А сейчас, Джилл, я испытываю острую необходимость сходить в зоопарк.

– Пошли.

– Плюну верблюду в морду и спрошу, чего это он такой кислый и раздражительный. Я вот тут подумал, а вдруг верблюды – как раз и есть Старики этой планеты… и оттого-то все ее и беды.

– Ты только посмотри, какая производительность – две шутки в сутки.

– А я совсем не смеюсь. И ты не смеешься. И верблюд тоже. Возможно, он грокает – почему. Как, это платье подойдет? Белье нужно?

– Да, милый, погода сейчас промозглая.