– А ну не булькай! Чуть не во всех культурах аборигенов Америки присутствовал ритуальный каннибализм – проверь в любой книге. Кроме того, любой из нас, североамериканцев, с вероятностью больше половины имеет примесь конголезской крови, сам о том не подозревая. Ну а тут ты уж сам понимаешь. Но будь мы с тобой даже из кристальнейше чистой североевропейской породы (мысль глупейшая, ведь дети, нагулянные на стороне, – явление во много раз более распространенное, чем думают) – даже и в этом случае мы попросту точнее знали бы, какие именно каннибалы являлись нашими предками, – в то или иное время каннибализм был у
– Но… Ладно, Джубал, зря я, конечно, даже начал этот спор, ведь ты всегда все как-то перевернешь. И все равно, пусть даже мы произошли от дикарей, от людоедов – я с этим не согласен, конечно, но допустим. И что из этого? Теперь-то мы цивилизованные, верно? Во всяком случае, я – цивилизованный.
– С тонким намеком, что я – нет, – ухмыльнулся Джубал. – Знаешь, сынок, не говоря даже о том, что все мои условные рефлексы восстают против самой идеи погрызть обжаренный окорок – ну, скажем, твой, – не говоря даже об этом вбитом в нас с детства предрассудке, я считаю общепринятое у нашего племени табу на каннибализм отличной идеей. И именно потому, что никакие мы не цивилизованные.
– Че-го?
– Не будь наше табу таким сильным, что ты вот даже принимаешь его за инстинкт, я мог бы составить очень длинный список людей, к которым не решился бы повернуться спиной, – при нынешних-то ценах на говядину. А ты?
– Да, пожалуй, – против воли ухмыльнулся Дюк. – Во всяком случае, со своей бывшей тещей я бы не стал рисковать. Она меня на дух не выносит.
– А как насчет нашего южного соседа, который с такой очаровательной небрежностью путает во время охотничьего сезона чужой скот с дичью? Думаю, если бы не это табу, то при первом же удачном случае мы с тобой тоже оказались бы в его морозильнике. А вот Майку я доверяю полностью, потому что Майк –
– Чего? – в который уже раз недоуменно переспросил Дюк.
– Майк в высшей степени цивилизованный человек – только по марсианским стандартам. Я говорил с ним очень много и теперь знаю – каннибализм марсиан совсем не обозначает, что они подстерегают друг друга за углом с дубиной, чтоб оттащить потом домой и поджарить. Они не закапывают своих умерших в землю, не сжигают их и не оставляют на съедение диким зверям – как это принято в разных культурах рода человеческого, – а съедают сами, причем обычай этот носит обрядовый, в высшей степени религиозный характер. Ни один марсианин не становится пищей против своей воли, да и вообще они просто не понимают, что такое убийство. Марсианин умирает сугубо по собственному желанию и волеизъявлению, выбрав для этого наиболее подходящий момент, посоветовавшись с друзьями и получив от духов своих предков согласие принять его в свою компанию. Придя к окончательному решению, он умирает столь же просто и естественно, как мы закрываем глаза, – никакого насилия, никаких болезней, даже никаких снотворных пилюль. Вот сейчас он жив – а через секунду стал духом. После чего, уж не знаю, сразу или немного погодя – Майк же время не воспринимает так, как мы с тобой, – то, что ему больше ни за чем не нужно, съедают друзья; намазывая куски горчицей, они восхваляют добродетели покойного и – выражаясь словами Майка – «грокают» его. Свежеиспеченный дух присутствует на пиру – это нечто вроде конфирмации или бар-мицвы, после которой он окончательно обретает статус «Старика» – в моем понимании это что-то вроде старейшины племени.
– Господи, – с отвращением сморщился Дюк, – какая дикость.
– Для Майка это весьма серьезный – и притом радостный – религиозный обряд.
– Джубал, – презрительно фыркнул Дюк, – неужели ты серьезно относишься ко всяким детским сказочкам про привидения? Тут самый обыкновенный каннибализм – в сочетании с дичайшими суевериями.
– Я бы лично так не сказал. Мне и самому трудно поверить в этих «Стариков», но Майк говорит о них как о чем-то самоочевидном. А что касается всего остального… вот ты, к какой церкви ты принадлежишь?
Услышав ответ Дюка, Джубал удовлетворенно кивнул головой:
– Так я и думал. К этой церкви принадлежит большинство населения Канзаса, а если и не к ней, то к какой-нибудь из настолько на нее похожих, что их только по названиям и различишь. Так вот, скажи мне, пожалуйста, как ты себя чувствуешь, принимая участие в символическом каннибализме, играющем ключевую роль в ритуале вашей церкви?
– Чего это ты такое плетешь? – удивленно вытаращился Дюк.
– Не понимаю, – пожал плечами в не меньшей степени удивленный Харшоу, – ты же был прихожанином? И посещал воскресную школу?
– Чего? Конечно же был. И родные мои верующие, как были, так и остались. Да и я тоже, хотя и хожу в церковь редко.