Чужак в стране чужой

– Вот же мать его, – пробормотал сквозь зубы Дюк. – И вторая тоже.

– А теперь-то что?

– Да здесь же снималось сбоку, так что ящик должен был пересечь кадр и выйти за край. А он будто снова удаляется. Да ты же и сам видел.

– Да, – кивнул Джубал. – Движется прямо от нас.

– Но это же невозможно, чтобы и под одним углом прямо от камеры, и под другим – тоже.

– Что значит «невозможно», если это было? Очень интересно, – добавил Харшоу, – что показал бы допплер-радар, пользуйся мы им, а не стереокамерами?

– Хрен его знает, что бы он там показал, но вот эти вот камеры я разберу по винтику.

– Оставь ты их лучше в покое.

– Но…

– Твои камеры, Дюк, в полном порядке. Но ты вот скажи – что находится под прямым углом ко всему остальному?

– Я в загадках ничего не понимаю.

– А это совсем не загадка. Я мог бы отправить тебя за объяснениями к некоему мистеру Квадрату из Флатландии, но не стану этого делать, а отвечу сам. Что перпендикулярно всему остальному? Ответ: два трупа, один старый револьвер и один пустой ящик.

– О чем это ты? Я уже совсем ничего не понимаю.

– В жизни не говорил яснее и понятнее. У тебя ведь как получается: если камеры зафиксировали не то, чего ты ожидал, значит они испорчены, да? А ты попробуй поверить собственным своим глазам. Ладно, посмотрим остальные пленки.

Дальнейшее Харшоу комментировать не стал. Пленки не добавили ничего нового. Пепельница, зависшая под потолком, оказалась за пределами кадра, однако ее неторопливый подъем и спуск были зафиксированы. Изображение револьвера было совсем крошечным, но и тут не оставалось сомнений, что он быстро удаляется – не двигаясь при этом с места. Джубал прекрасно помнил, что оружие не вырывалось у него из руки, а попросту исчезло, и все же убедиться, что камеры зафиксировали то же самое, было приятно. «Приятно» – не очень подходящее к случаю слово, но другого он не находил.

– Дюк, мне нужны копии всех этих пленок.

– А что, – замялся Дюк, – разве я еще здесь работаю?

– Как? Опять эта твоя дурь! На кухне ты есть не будешь, тут и разговаривать не о чем. Дюк, послушай меня и постарайся отложить куда-нибудь все свои предрассудки.

– Слушаю я, слушаю.

– Испросив право съесть часть моего старого, жесткого и жилистого тела, Майк оказал мне величайшую известную ему честь – согласно единственно известным ему обычаям. Фигурально говоря, согласно тому, чему он обучен «с младых ногтей». Тебе это понятно? Ты же слышал, каким тоном он это изрек. А одновременно просил меня оказать ему честь. Ясно тебе? И не важно, что там думают на этот счет в Канзасе, – Майк живет марсианскими понятиями.

– Я предпочитаю канзасские.

– Да и я, собственно, тоже, – признался Джубал. – Но ведь ни ты, ни я, ни тот же самый Майк не выбирали себе этих понятий, они нам навязаны. Каждый из нас троих воспитан по-своему, а заложенное в раннем детстве остается с тобой навсегда. Попал бы ты в младенчестве к марсианам – и были бы у тебя сейчас точно такие же взгляды, как у Майка, неужели ты в этом сомневаешься?

– Нет, – упрямо покачал головой Дюк, – уж в этом-то ты меня никогда не убедишь. Что он там есть по-человечески не умел или еще что в этом роде – это все понятно, не повезло парню, не получил он культурного воспитания. Ну ладно, это ему простительно. Но тут же совсем другое дело, тут же врожденный инстинкт.

– Инстинкт? Чушь собачья!

– Никакая это не чушь. Вот меня, разве меня кто-то там учил «с младых ногтей» не быть людоедом? Ни хрена подобного, я всегда знал, что это – грех, и из самых страшных. Да меня от одной мысли такой выворачивает. А как же иначе, ведь это – один из главных инстинктов.

– Дюк, – простонал Харшоу, – ну как это вышло, что ты столько понимаешь во всяких железяках – и ровно ничего не понимаешь в себе самом? Тебе противно не потому, что это инстинкт, а потому, что это приобретенный рефлекс. Твоей матери совсем не требовалось говорить: «Сынок, никогда не ешь своих товарищей – это некрасиво, это гадко, хорошие дети никогда так не делают» – ведь ты впитывал эту заповедь из всей нашей культуры, так же, скажем, как и я. Анекдоты про людоедов, сказки, мультики, страшные истории, все что угодно. Да какой там, к чертовой бабушке, инстинкт, если исторически каннибализм – один из самых распространенных обычаев, какую бы ветвь человеческой расы мы ни взяли. Твои предки, мои предки, предки любого человека были людоедами.

– Насчет твоих не знаю. А мои так точно не были.

– Господи. Слушай, Дюк, ты вроде бы говорил, что в тебе есть индейская кровь.

– Чего? Ну да, меня в армии Вождем краснокожих звали. Одна восьмая, ну и что? Я ничего позорного в этом не вижу. И вообще, я этим горжусь.

– Ну, ничего позорного в этом и правда нет, но и гордиться особо нечем. И в твоем и в моем родословных деревьях есть каннибалы, хотя твои каннибалы на много поколений ближе к тебе, чем…

– Ах ты, старая плешивая…