Чужбина не встречает коврижками

– Ты знаешь, Влад, здесь такой порядок, что нищий идёт в муниципалитет и там регистрируется. Ему выдают большую алюминиевую кружку с номером и выделяют точку в каком-нибудь людном месте. Так государство заботится о своих подданных.

– Ну и ну! Такого я ещё не видывал. Слышал, как в подземных переходах нищие неистово стучат об пол своими кружками, в которых бренчит мелочь и такой грохот стоит кругом, гулко отдаваясь в тоннеле. Для чего они так громко себя проявляют?

– Так они привлекают к себе внимание и требуют, чтобы прохожие немедленно бросали им подаяние. А в действительности не обязательно, что они неимущи, – просто у латиносов совсем не зазорно просить милостыню. Попрошайка вполне может быть благополучным владельцем собственного дома и иметь полноценную семью. Попрошайничество у индейцев – это состояние души, неотъемлемая часть их менталитета.

У нас бы менты подобный контингент быстро привлекли за тунеядство.

Я жадно впитывал мельчайшие подробности быта нового для меня мира, шаг за шагом постигая его. Определенно, мне здесь нравилось, хотелось скорее влиться в новое общество. Я понимал: добравшись до чужих берегов, должен заново начинать свою жизнь. Та, первая судьба, которую оставил в России, не сулила никаких перспектив, и я её брезгливо сбросил прочь, как Василиса свою лягушечью кожу. Я питал надежду, что здесь смогу обрести достойное будущее. Но прошлое никак не отпускало, крепко сжимая душу цепкой когтистой лапой рока. Особенно по ночам преследовали злые призраки прошлой жизни – тревожные кошмарные сны.

Во сне я продолжал жить минувшим. Разговаривал с женой и дочерью, общался с прежним окружением, жил ушедшими проблемами. Смогу ли начать свою жизнь с чистого листа? Эта мысль всё время сверлила сознание. Я ещё раньше слышал, что многие эмигранты, не выдержав мук ностальгии, пасуют перед новой действительностью, сдаются. А что такое эта самая ностальгия? Сумею ли я превозмочь её?

Вообще-то, у меня есть пока ещё запасной ход: виза моя действительна на три месяца, этот срок ещё не закончился, дорога обратно оплачена, билет на руках, так что… но об этом не хочется думать! Ещё находясь в России, я много раз всё взвесил, поставил на карту последнее, вложил в предприятие оставшиеся средства и буду, как камикадзе, биться до конца, а там как судьба распорядится: если остались мозги в голове – выкручусь, если нет – пропаду. Да, пусть простят меня близкие!

– Слушай, Влад, – прервал охранник мои размышления, – скорей всего ты Серёжу сегодня не дождёшься, уже дискотека открылась, все давно пришли на работу, а у него, видимо, какие-то свои дела. Времени уже – полночь. Ты лучше иди домой, а с ним договорись встретиться в другой день. Зря прождёшь его.

– Как же так, ведь мы договорились на сегодня?

– Ты ещё не знаешь, как переводится слово «маньяна»?

– Нет.

– О! Это по-русски значит «завтра». Здесь ещё столько раз ты услышишь это слово, тебе будут обещать что-нибудь сделать завтра, и это завтра будет продолжаться до бесконечности. А Чикин давно живёт среди латиносов и сам стал немного индейцем. В Чили выполнением обещаний никто себя особенно не обременяет. Привыкай.

***

Я шёл пешком по ночному городу. Торопиться было некуда, спать не хотелось, да и приятно было просто прогуляться, подумать о своём нынешнем положении. Я прошёл мимо университета, по мосту неторопливо пересёк речку Мапочо, с удовольствием вдыхая свежесть бегущей воды, вышел на авениду Аламеда в районе пласы Италия. Прямо передо мной величественно взметнулось к самым звёздам высотное здание телефонной компании, выполненное в виде мобильника и поэтому прозванное в народе «селюляром».

Город, как новогодняя ёлка, празднично переливался светом рекламных огней. Несмотря на полночь, кругом царило оживление: звучала музыка, сновали автомобили, ночные бары и рестораны настежь распахнули двери, аппетитно маня запахом жаренного мяса и кулинарной ванилью, уличные торговцы громко предлагали свои товары… Народу было больше, чем днём. Ночная жизнь бурлила на улицах Сантьяго. Проходя мимо какого-то сквера, я почувствовал резкий запах марихуаны. Прямо на зелёном газоне расположилась компания молодых чилийцев. Звонко бренчала гитара, кто-то проникновенно пел красивую испанскую песню. По кругу передавалась дымящаяся папироса. И всё это происходило обыденно, непринуждённо, хотя невдалеке и маячил постовой карабинер. Но каждый был занят своим делом, параллельно сосуществуя с другими подразделениями общества. Удивительная толерантность, достойная зависти!