Чужестранка

– Прости, пожалуйста, – вновь пробормотала я.

Джейми высвободил здоровую руку и оперся на локоть. Выплюнул кожаную затычку и направил на меня взгляд, в котором я увидела насмешку, смешанную с отчаянием.

– Англичаночка, – сказал он, – если ты будешь просить прощения всякий раз, как причинишь мне боль, то дело затянется на всю ночь, а уже и так минуло много времени. Я отлично знаю, что ты не желаешь, чтобы я страдал, но у нас нет выбора, и поэтому довольно того, что страдать будет один, а не оба. Делай что должно, а я, если что, и покричать могу.

Он опять сунул в рот кусок кожи, страшно оскалил зубы и глянул на меня, невероятным образом вытаращив глаза. Больше всего он при этом напоминал очумевшего тигра; я непроизвольно истерически захихикала, что, конечно же, весьма удивило леди Аннабел и слуг, которые стояли за спиной Джейми и не видели его лица. Однако сэр Маркус, сидевший у кровати, все видел и лишь спрятал усмешку в своей окладистой бороде.

Мне немного полегчало; я больше не чувствовала невыносимого груза и действовала спокойнее. Разумеется, я видела каждую его гримасу, вызванную болью, но не реагировала на них чрезмерно остро, полностью сконцентрировавшись на своей задаче. К счастью, меньше всего пострадал большой палец: единственный простой перелом первой фаланги. Он должен был легко срастись Вторая фаланга четвертого пальца оказалась совершенно раздроблена; удерживая ее между собственными пальцами – большим и указательным, – я чувствовала под кожей месиво из мелких осколков; Джейми застонал даже от легкого нажима; пришлось лишь наложить лубок и надеяться на лучшее.

Хуже всего дело обстояло с открытым переломом третьего пальца – требовалось переместить торчавшую кость обратно в мышечную ткань. Я лишь однажды видела, как это делается под общим наркозом и с помощью рентгена.

Только в тот момент я окончательно поняла, почему врачи, как правило, отказываются лечить тяжелые болезни близких: в ряде случаев, чтобы добиться окончательного успеха, нужна определенная жестокость.

Сэр Маркус придвинул стул к кровати, расположился поудобнее и взял Джейми за здоровую руку.

– Жми как хочешь сильно, приятель, – сказал он.

Освободившись от своего лохматого наряда, причесав седые локоны и завязав их на затылке, Макраннох больше не казался страшным лешим, а выглядел как прилично одетый мужчина средних лет, с военной выправкой, с аккуратно расчесанной окладистой бородой. Дело, которым я занималась, требовало значительного нервного напряжения, и при нем я чувствовала себя куда увереннее.

Тяжело вздохнув, я начала работу.

Дело было долгое, нелегкое, выматывающее тело и душу. Кое-что получалось сравнительно легко – два пальца с простыми переломами. Зато остальное… Когда я стала вправлять кость третьего пальца, Джейми разразился оглушительными воплями. Я было остановилась, но сэр Маркус тотчас спокойно приказал: «Продолжайте, дорогая!» И я продолжила. Опять мне вспомнились слова Джейми: он может вытерпеть свою боль, но у него не хватит сил терпеть мою. Он говорил правду: это требовало очень много сил, и я надеялась, что нам обоим их хватит.

Джейми отвернулся от меня, но я видела, что челюсти его ходят ходуном – так сильно он сжимал зубами ремень. Я сама стиснула зубы – и тянула, тянула до тех пор, пока острый обломок кости не ушел под кожу; палец словно нехотя выпрямился; нас обоих трясло.

Постепенно я перестала думать о чем бы то ни было, кроме дела. Иногда Джейми стонал, дважды пришлось остановиться, потому что его рвало выпитым виски – ведь в тюрьме он ничего или почти ничего не ел. По большей же части он тихонько бормотал что-то по-гэльски – то ли проклятия, то ли молитвы, – уткнувшись головой в колени сэра Маркуса.

Наконец все пальцы легли ровно, словно новенькие булавки; все они были крепко прибинтованы к лубкам. Я опасалась инфекции, особенно в случае третьего пальца, но все же верила, что переломы срастутся. Слава богу, серьезные повреждения были только у одного сустава, остальные со временем будут двигаться. Я разогнула спину; руки и ноги у меня тряслись от напряжения, корсаж насквозь промок от пота, так как я стояла спиной к огню, совсем рядом с камином.

Леди Аннабел сразу же появилась около меня, посадила в кресло и вложила в мои дрожащие руки чашку чая, сдобренного порцией виски. Сэр Маркус, лучший ассистент, какого только может пожелать оперирующий хирург, отвязал зафиксированную на время моей работы здоровую руку Джейми, растер места, особенно сдавленные повязкой, а заодно и собственное предплечье, на котором там, куда впивались пальцы пациента, расплылись багровые пятна.

Я даже не поняла, что засыпаю, но внезапно уронила голову на грудь. Леди Аннабел, подхватив меня под локоть, проговорила:

– Взбодритесь, дорогая. У вас заканчиваются силы, но вам следует еще позаботиться о собственных ранах и хотя бы недолго подремать.

Со всей мыслимой любезностью я отстранила ее руку.

– Нет-нет, леди Аннабел, я не могу, мне нужно завершить…

Однако сэр Маркус, не став слушать мой жалкий лепет, отобрал у меня бутылку с уксусом и тряпицу.