Чужестранка

Без лишних слов сэр Маркус сделал несколько тяжелых шагов к французскому буфету из полированного орехового дерева и, с диким шумом перебрав содержимое ящиков, вернулся к Джейми, держа в руке нож для фруктов с перламутровой рукояткой. Вложив нож в здоровую левую руку Джейми, он сел на прежнее место.

– Думаешь, тебе не хватает шрамов? – спросил сэр Маркус. – Хочешь еще добавить?

– Лишь один.

Опасно шатаясь на локте, Джейми прижал подбородок к груди и приставил острое словно бритва лезвие к груди чуть ниже левого соска.

Мгновенным броском сэр Маркус перехватил руку Джейми.

– Давай-ка я пособлю тебе, дружок. Не ровен час, свалишься на этот ножик всей тяжестью.

После некоторого колебания Джейми отдал нож и упал на свернутое одеяло. Затем тронул пальцами грудь на два дюйма ниже соска и сказал:

– Тут.

Макраннох принес с буфета шандал и поместил на стуле, с которого только что встал. От двери мне было плохо видно, что он разглядывает на груди Джейми: больше всего это напоминало небольшой, почти круглый красный ожог. Сэр Маркус еще раз отхлебнул из своего стакана, поставил его возле свечей и приставил нож к тому месту, где виднелось красное пятно. Видимо, я непроизвольно дернулась, потому что леди Аннабел схватила меня за рукав, удерживая от вмешательства. Затем сэр Маркус повернул нож по кругу – так делают, когда хотят вырезать гниль из плода. Джейми застонал; по животу стекла тонкая струйка крови и расплылась на одеяле пятном. Джейми перевернулся на живот и прижался к матрасу, чтобы унять кровь. Сэр Маркус положил нож на стул.

– Как только сможешь это сделать, – проговорил он, – возьми в постель жену, пусть она тебя утешит. Женщинам это нравится, – прибавил он, с улыбкой повернувшись к двери. – Один бог знает отчего.

Леди Аннабел тихо прошептала:

– Пойдемте, дорогая. Сейчас ему стоит остаться одному.

Подумав, что с перевязкой сэр Маркус справится самостоятельно, я поднялась следом за леди Аннабел по узкой лестнице в свою комнату.

Проснулась я как от толчка. Мне снилась бесконечная винтовая лестница, в самом низу которой меня ждало что-то ужасное. Спину ломило от усталости, ноги болели; я, в чужой ночной сорочке, рывком села на кровати и схватила свечу с огнивом. Меня охватила страшная тревога: что с Джейми? Что, если сейчас я ему нужна? Или, что самое плохое, вдруг англичане уже добрались сюда, а он там один, беспомощный и безоружный? Подбежав к окну, я прижалась лицом к холодной раме и несколько успокоилась, услышав резкий посвист метели: пока бушует буря, мы находимся в некоторой безопасности. Накинув на себя халат, со свечой в одной руке и с кинжалом в другой, я отправилась вниз по лестнице.

В гостиной царила тишина, лишь, как и раньше, потрескивал огонь в камине. Судя по всему, Джейми спал, во всяком случае, он лежал лицом к камину с закрытыми глазами. Пытаясь не шуметь, чтобы его не разбудить, я села на коврик у огня. После нескольких душераздирающих минут в подземелье Уэнтуортской тюрьмы мы наконец оказались наедине. Казалось, что с той поры миновало много лет. Я рассматривала Джейми пристально, как чужого. Учитывая все произошедшие события, выглядел он сносно, но я все же тревожилась. За время медицинских манипуляций он выпил столько виски, что это количество могло свалить с копыт ломовую лошадь, и, несмотря на то что часть его вышла с рвотой, в основном алкоголь все же циркулировал в организме.

Я решила, что в какой-то момент Джейми непременно пожелает с кем-то поговорить о том, что произошло. И мне при этом хотелось, чтобы таким человеком стала я.

Джейми лежал, укрытый одеялом до пояса, и я склонилась над ним, чтобы осмотреть спину. Моим глазам предстала впечатляющая картина. Следы от ударов кнутом легли так ровно, с такими одинаковыми промежутками, что это было просто уму непостижимо. Во время экзекуции Джейми должен был стоять во фронт, вытянувшись во весь рост, как гвардеец на параде. Я посмотрела на запястья – следов от веревок нет. Он сдержал слово и не сопротивлялся. Его истязали, а он стоял неподвижно, выплачивая условленный выкуп за мою жизнь.

Рукавом я утерла слезы, выступившие на глаза. За плач над распростертым телом меня явно никто бы не поблагодарил. Я сменила позу, ткань халата чуть слышно зашелестела – и Джейми в полудреме открыл глаза и улыбнулся мне слабой, утомленной, однако совершенно вменяемой улыбкой. Я открыла рот и внезапно поняла, что совершенно не понимаю, что сказать. Спрашивать о самочувствии глупо – ведь понятней некуда, что чувствует он себя ужасно, хуже быть не может. Пока я стояла в раздумье, он заговорил первым:

– Клэр? С тобой все хорошо, милая?

– Со мной?! Господи, Джейми!

Слезы стояли наготове, но я изо всех сил пыталась не расплакаться, лишь громко сопела и часто-часто моргала. Он медленно поднял здоровую руку, так медленно, словно на ней висели тяжелые цепи, и погладил меня по голове. Попытался привлечь меня к себе, но тут я впервые за все время осознала, как выгляжу: грязное лицо все в царапинах, волосы стоят дыбом черт знает от чего, даже подумать неприлично.