Чужеземные тропы, незнакомые моря

14 марта. «Итак, мы отправились навстречу Безмолвию. Впереди простирались большие пространства ровного льда, и поэтому мы, все больше удаляясь от товарищей, быстро продвигались в Неизвестность, где нам двоим и собакам предстоят долгие месяцы одиночества. Нам часто встречались торосистые и неровные льды, где нарты приходилось подталкивать, а иногда и тащить волоком. Не раз они опрокидывались, и тогда немалых трудов стоило снова поставить их на полозья. Порядком измученные всей этой работой, мы сделали, наконец, в 6 часов вечера привал, пройдя за этот день всего девять километров. Не на такие дневные переходы я рассчитывал…»

20 марта. «Чудесная погода для езды на санях; великолепный закат, но холодновато, особенно по ночам в спальном мешке (температура держалась от —41° до —42° С). Лед, чем дальше вперед мы идем, становится как будто все ровнее; местами кажется даже, что едешь по материковому льду Гренландии. Если так и дальше пойдет, это будет не экспедиция, а увеселительная прогулка… Единственная неприятная вещь — холод. Одежда наша к концу дневного перехода все больше походит на ледяной панцирь, а ночью на компресс…»

24 марта. «Лед становится хуже. Вчера был трудный день. Все же мы немного продвинулись вперед, но, боюсь, не больше чем мили на полторы. Иной раз к вечеру мы бывали настолько сонными, что глаза слипались и мы засыпали на ходу… Если где-нибудь за холмом или за цепью торосов можно было укрыться от ветра, мы обычно там останавливались. Иогансен кормил собак, а я ставил палатку и как можно скорее готовил ужин. Затем раскладывался спальный мешок и вход в палатку тщательно закрывался. Чтобы одежда оттаяла, мы залезали в мешок и, прижавшись друг к другу, щелкая зубами, лежали час или полтора, пока немного отогревались. Это было совершенно необходимо. Наконец одежда размягчалась, но только затем, чтобы утром, через несколько минут после того как мы вылезали из мешка, снова обледенеть и затвердеть…

Так, дрожа от мороза, мы дожидались, чтобы поспел ужин».

29 марта. «Наши мучения продолжаются, но мы, хоть и очень медленно, продвигаемся. Лед средний, не такой, как я ожидал раньше. Часто встречаются бросающие нас в дрожь огромные нагромождения ледяных хребтов; они отнимают очень много времени. Приходится уходить вперед, искать дорогу и, как правило, делать большие обходы. Положение ухудшается еще тем, что собаки очень устают и стали медлительней, а главное, нам постоянно нужно распутывать постромки и развязывать проклятые скрученные узлы. Развязывать их все труднее, потому что собаки мечутся в разные стороны. Иногда они перекусывают бечевку и убегают, нередко увлекая за собой еще одну или двух других. Их приходится ловить, а постромки снова связывать узлами, потому что сращивать их как полагается нет времени. Последний хребет был самым худшим, тем более что перед ним в глубоком льду зияла трещина. Когда мы попытались переправить через нее первые нарты, все собаки провалились, и их пришлось вытаскивать, причем одна собака ускользнула из упряжки и убежала. Вторые нарты при переправе полностью провалились в расщелину. Мы вынуждены были их разгрузить, вытащить груз наверх и вновь уложить. На это ушло много времени. Но затем нужно было еще сбросить вниз собак и вытащить их на другой стороне. Когда мы добрались, наконец, до подходящего места, где можно было расположиться лагерем и поставить палатку, то установили, что термометр показывает минус 43°…»

2 апреля. «…Лед становится все хуже, и я начинаю сомневаться, разумно ли слишком долго продолжать поход на север. Обратный путь к Земле Франца-Иосифа будет втрое длиннее, нежели то расстояние, которое мы прошли до сих пор. Каков будет лед в том направлении?..

Я давно пришел к выводу, что невозможно добраться до полюса или хотя бы побывать вблизи от него по такому льду и с такими собаками. Раньше или позже, но нам придется повернуть обратно…

Мне все более и более было непонятно, почему мы не подвигаемся к северу. Я все время считал и суммировал пройденные расстояния и всегда приходил к одному и тому же результату — что нам следовало уже быть далеко за 86° широты при условии, если лед неподвижен. Но скоро мне стало ясно, что лед движется к югу и относит нас обратно; стало быть, его капризный дрейф по милости ветра и течения является нашим худшим противником…»

8 апреля. «Я прошел на лыжах порядочное расстояние, но нигде не нашел места, где можно было бы продвинуться дальше. Это настоящий хаос торосов, простирающийся до самого горизонта. Идти дальше нет смысла!

Оказалось, что мы находимся приблизительно на 86° 10' с. ш.»