Чужеземные тропы, незнакомые моря

Через год после открытия Сенегала моряки дошли до мыса Верде[177] и тем самым достигли западной точки Африканского континента. Название Зеленый Мыс напоминает о том, что моряков встретила там не адская жара, а зеленый берег. Упорно придерживаясь своего плана, инфант в разное время послал на юг не менее 50 кораблей, и все же результат экспедиций ни в какой мере не соответствовал затратам. За немногими исключениями кавалеры, которым доверялось руководство экспедициями, показали, что им не хватает ни твердости духа, ни энергии, чтобы осуществить столь далеко идущие планы и замыслы выдающегося инициатора географических открытий, каким был Генрих Мореплаватель. Сделано было на редкость мало…

Только в 1448 году на западном берегу Черного континента в бухте Арген, на одноименном острове, неподалеку от мыса Кабо-Бланко, появилось первое португальское, а значит, и европейское, поселение. И только в 1455 году генуэзец-моряк Узодимаре, бежавший от кредиторов к принцу Генриху, идя вверх по течению Гамбии, проник в глубь материка и привез оттуда в Сагриш кое-какие сведения относительно африканских караванных дорог.

Когда Генрих Мореплаватель умер, а это случилось в 1460 году, его не слишком смелые капитаны не добрались дальше островов Биссагос нынешней «португальской» Гвинеи. Они на 10 широтных градусов отстали от энергичного карфагенянина Ганнона, в своем единственном плавании дошедшего до горы Камерун. Тем не менее дело, которому Генрих Мореплаватель посвятил всю свою жизнь, позволило будущим поколениям мореходов его маленькой страны совершить поистине выдающиеся открытия в Атлантике.

* * *

Прежде чем начать рассказ об открытиях, совершенных в конце средневековья, познакомимся поближе с жизнью и условиями плавания моряков тех лет. Наиболее распространенным типом корабля в это время стала каравелла — громоздкая посудина, модели которой так часто придают скучным мещанским интерьерам модный колорит романтики и приключений.

Жизнь моряков на борту каравелл, естественно, была не столь уж романтичной, как это принято считать и как это подается в классических морских романах. У них хватало своих забот. Так, на судах водоизмещением едва ли не более 50 тонн было до невозможности тесно. Нужно себе представить: зажатые в тесном скрипящем ящике 30–40 человек, невзирая на штормы, дожди и жгучую жару, должны были выдерживать целые месяцы плавания. Но тесные каюты, где не хватало ни воздуха, ни света, матросы зачастую вынуждены были делить с солдатами или поселенцами и при всем этом выполнять еще тяжелейшие, изнурительные работы.

Служба на парусниках XV и XVI столетий делилась только на две вахты. Громадные сшивные паруса были тяжелы, громоздки и очень неудобны в обращении, а вспомогательные средства до крайности примитивны; маневрировать парусами можно было только за счет грубой физической силы. При хорошем питании это было бы еще ничего, но меню на судне не отличалось особым разнообразием. Матросы утоляли жажду дождевой водой, которую собирали в открытые бочки на палубе, ели даже в далеких плаваниях неизменные, классические сухари и солонину. Это еще не самое худшее. Вот что сообщает нам Пигафетта, хроникер экспедиции Магеллана, описавший плавание через Тихий океан:

«Мы оставались три месяца и двадцать дней совершенно без свежей пищи. Мы ели сухари, которые уже больше не были сухарями, а стали порошком, смешанным с червями, потому что те пожирали муку. Корабль невыносимо вонял нечистотами крыс. Мы пили коричневую воду, которая гнила на протяжении многих дней. Мы ели бычьи кожи, растянутые над главной палубой для защиты парусов. От солнца, дождя и ветра кожи стали ужасающе жестки. Мы вымачивали их четыре-пять дней в воде, клали на горячую золу и затем съедали… Мы ели измельченную древесину. Крыс продавали за полдуката штуку, а иной раз их нельзя было купить даже за такую цену. Но изо всех несчастий худшим было следующее: у некоторых из нас мясо верхней и нижней челюстей опухло так, что люди вообще не могли есть и умирали. Из-за этого мы потеряли 19 человек».