Чужие

– Я не знаю, Тритончик. И никто не знает. Это правда. Не думаю, что кто-нибудь это когда-нибудь выяснит.

Девочка обдумала ее ответ.

– Дети получаются так же? В смысле, человеческие дети. Они же растут внутри тебя?

По спине Рипли пробежали мурашки.

– Нет, не так, совсем не так. У людей это иначе, милая. Все начинается иначе, и рождаются дети тоже иначе. У людей ребенок и мать работают вместе. А эти чужие…

– Я понимаю, – прервала ее Тритончик. – У тебя когда-нибудь был ребенок?

– Да, – Рипли подтянула одеяло девочке к подбородку. – Однажды. Маленькая девочка.

– Где она? На Земле?

– Нет. Ее больше нет.

– Ты имеешь в виду – она мертва.

Это не было вопросом. Рипли медленно кивнула, пытаясь припомнить, как маленькая девочка – они с Тритончиком были похожи – играла и резвилась. Она была чудом с темными кудряшками, развевавшимися на бегу. Рипли пыталась примирить эти воспоминания с образом взрослой дамы, которую она едва видела позже. Дитя и сформировавшаяся женщина, связанные лишним временем, проведенным в стазе гиперсна. А воспоминание об отце ребенка было еще более смутным. Все, что можно сказать о потерянной и забытой жизни. Юношеская любовь без здравого смысла, краткий миг счастья и подавляющая реальность. Развод. Гиперсон. Время.

Она отвернулась от кровати и потянулась к переносному обогревателю. Хотя температура в операционной и не было некомфортной, с включенным обогревателем будет лучше. Он выглядел, словно лист пластика, но, когда Рипли передвинула выключатель на позицию «ВКЛ», раздалось жужжание, и поверхность слегка засветилась – ожили встроенные нагревающие элементы. Когда тепло распространилось, операционная комната стала менее стерильной и более уютной. Тритончик сонно моргнула.

– Рипли, я тут подумала. Может быть, я смогу оказать тебе услугу и заменить ее? Я имею в виду – твою маленькую девочку. Не навсегда. Только на время. Ты можешь попробовать, и, если тебе не понравится – ничего страшного. Я пойму. Пустяк. Что думаешь?

Чтобы не потерять самообладания перед ребенком, Рипли понадобились все, что осталось от ее самоконтроля и решимости. Она ограничилась тем, что крепко обняла девочку. Она знала, что ни одна из них может не увидеть следующего рассвета. Что в весьма вероятный адский миг она может оказаться вынуждена отвернуть лицо Тритончика в сторону и прижать к этим светлым локонам дуло импульсной винтовки.

– Мне кажется, это не самая плохая идея из тех, что я сегодня слышала. Давай поговорим об этом позже, ладно?

– Ладно, – слово сопроводила робкая, полная надежды улыбка.

Рипли выключила свет в комнате и начала подниматься. Маленькая ручка тут же вцепилась в ее руку с силой отчаяния.

– Не уходи! Пожалуйста.

С огромной неохотой Рипли высвободилась из хватки Тритончика.

– Все будет хорошо. Я буду в соседней комнате, прямо за дверью. И никуда больше не пойду. Не забывай, что здесь есть вот это, – она указала на миниатюрный видеопередатчик над дверью. – Ты знаешь, что это?

Девочка кивнула в темноте.

– Угу. Это камера безопасности.

– Верно. Видишь, горит зеленый огонек. Мистер Хикс и мистер Хадсон проверили, что все такие камеры здесь работают нормально. Она за тобой присматривает, и в другой комнате я буду смотреть на ее экран. Я смогу тебя видеть так же ясно, как когда я нахожусь прямо здесь.

И все же Тритончик по-прежнему выглядела неуверенно. Тогда Рипли расстегнула браслет слежения, полученный от Хикса, надела его на запястье девочки и плотно затянула.

– Вот. На удачу. И он поможет мне за тобой приглядывать. А теперь – спи, и пусть сны тебе не снятся. Ладно?

– Я попробую, – с этими словами ребенок устроился уютнее под одеялом.

При тусклом свете приборов, работающих в режиме ожидания, Рипли смотрела, как девочка повернулась на бок, прижала к себе голову куклы и полуприкрытыми глазами уставилась на постоянно горящий огонек функционирующего браслета. Нагреватель успокаивающе гудел, и Рипли тихонько вышла из комнаты.

Взгляд другой пары полуоткрытых глаз беспокойно метался из стороны в сторону. Это было единственным видимым свидетельством того, что лейтенант Горман все еще жив. В каком-то смысле это говорило о явном улучшении его состояния. По сравнению с полным параличом, конечно.

Рипли наклонилась над столом, на котором лежал лейтенант. Она изучала движения его глаз и гадала, узнает ли он ее.

– Как он? Вижу, у него глаза открылись.

– И этого может оказаться достаточно, чтобы он вымотался, – Бишоп, работавший у ближайшего стола, поднял голову. Его окружали инструменты и сверкающее медицинское оборудование. Свет единственной мощной лампы, с которой работал синтет, контрастно высвечивал черты его лица, отчего оно выглядело зловеще.

– Ему больно?