Теперь Доминик понял, почему Брендан, невзирая на пугающее шоу, в котором они участвовали, пребывает в таком хорошем настроении. Хотя священник прямо говорил, что не видит религиозного намерения в недавних событиях, в глубине сердца он сохранял надежду, что чудесные излечения и призрачный свет имеют божественное происхождение. Его угнетала обескураживающе светская мысль, что этот дар, возможно, оказался в его распоряжении не по велению Господа, а лишь по воле случая, будучи побочным эффектом экзотической инфекции, нечаянным проявлением лишенного сознания вируса, к тому же созданного человеком. Он испытал облегчение, когда получил аргумент, отметающий такую вероятность. Его приподнятое настроение и добрый юмор, даже невзирая на разрушения в кафе, были обязаны своим появлением тому, что божественное присутствие снова (по крайней мере, для Брендана) становилось возможным — хотя все еще и маловероятным — объяснением.
Доминику тоже хотелось черпать мужество и силу из осознания того, что их неприятности были частью Божьего промысла. Но в то мгновение он верил только в опасность и смерть, чувствовал, как этот двойной джаггернаут неумолимо надвигается на него. Личностные изменения, которые он претерпел на пути из Портленда в Маунтин-Вью, были до смешного незначительными в сравнении с нынешними переменами, вызванными открытием этой ненужной ему способности. Он словно чувствовал, как он живет в нем — паразит, который со временем сожрет все, чем был Доминик Корвейсис, и, приняв его облик, будет ходить по миру в захваченном им теле, выдавая себя за человека.
Безумие.
Он чувствовал испуг и беспокойство.
Он посмотрел на всех, кто стоял вокруг него. Некоторые на миг встречались с ним взглядами, а потом быстро отводили глаза: так не желают задерживать взгляд на человеке опасном или устрашающем. Другие — в первую очередь Джек Твист, Эрни и Д’жоржа — глядели на него открыто, но не могли скрыть неловкости и даже дурного предчувствия. Только Джинджер и Брендан, казалось, ничуть не изменили своего отношения к нему.
— Ну что ж, — задумался Джек, — пожалуй, пора. На завтра у нас много дел.
— Завтра мы раскроем еще больше тайн, — сказала Джинджер. — Мы с каждым днем продвигаемся вперед.
— Завтра будет день великого откровения, — счастливым, тихим голосом отозвался Брендан. — Я это чувствую.
«Может быть, завтра все мы будем мертвы, — подумал Доминик. — Или захотим умереть».
У полковника Лиленда Фалкерка по-прежнему раскалывалась голова. Благодаря новообретенному дару самоанализа (который развился в нем постепенно, после участия в событиях позапрошлого лета, ставших для него эмоциональным и интеллектуальным потрясением) он понимал, что в каком-то смысле даже рад бесполезности аспирина. Головные боли шли ему на пользу точно так же, как любые другие, из безжалостного пульсирования в висках и во лбу он черпал извращенную силу и энергию.
Лейтенант Хорнер ушел. Лиленд снова остался один в своем временном кабинете без окон, под испытательным полигоном Шенкфилд, но звонка из Чикаго больше не ждал. Ему уже позвонили вскоре после ухода Хорнера, и новости были отвратительными.
Осада дома Кэлвина Шаркла, начавшаяся утром, все еще продолжалась, и неопределенность, вероятно, могла держаться еще часов двенадцать. Полковник до последнего не хотел отдавать своим приказ о новом перекрытии федеральной трассы и установлении карантина в мотеле «Транквилити», пока не обретет уверенности в том, что эти меры не будут скомпрометированы разоблачениями, которые Шаркл мог бы сделать перед властями Иллинойса или средствами массовой информации. Задержка заставляла Лиленда нервничать, особенно теперь, когда свидетели в мотеле заинтересовались Тэндер-хиллом и планировали свои действия вне досягаемости винтовочных микрофонов и бесконечных передатчиков. Он решил, что может позволить себе подождать по крайней мере еще один день. Но если опасное противостояние в Иллинойсе не закончится к завтрашнему закату, он отдаст приказ приступить к дальнейшим действиям, несмотря на риск.
Поступили и другие новости из Чикаго — от оперативников, которые тайно расследовали выздоровление Эммелайн Халбург и Уинтона Толка и обнаружили четыре причины, по которым эти удивительные события не могли быть внятно объяснены с учетом современных достижений медицины. Кроме того, они выяснили, что делал отец Стефан Вайкезик в день Рождества (включая визиты к Халбург и Толку, а также в полицейскую лабораторию, где он консультировался у эксперта по баллистике). Священник явно был убежден, что чудесные излечения — дело рук его викария Брендана Кронина.