Чужие дети

Одним из самых простых способов, как считал Лукас, стала необходимость ограничивать Дейл, привести ее требования к разумным пропорциям, не думать о ней так много и поменьше говорить. Но Эми, казалось, не могла этого понять, перевести Дейл с основного плана на задний. Чувства Эми к Дейл были подобно лавине: они кипели внутри, поднимались и очень часто, как поток чего-то расплавленного и обжигающе красного, выбрасывались в воздух, обжигая и его. За последние месяцы бывали случаи, когда Люк чувствовал желание отказаться от этих бурных, неуправляемых эмоций ради простой, физической и непритязательной жизни где-нибудь на стройке, среди дорожных конструкций, даже на фабрике. Но он не уходил, говоря себе, что знает: тяжесть эмоционального груза не зависит не от географического положения, а от отношений. Но Люк понимал, что не достиг точки преодолеть эмоций, хотя и должен это сделать. Может быть, он никогда не сделает. Возможно — и это пугало больше всего — он устрашится воспользоваться таким моментом, когда время придет.

Лукас открыл глаза и уставился в потолок. Он сам покрасил его, когда здесь появилась Эми, сделал книжные полки и отциклевал полы. У него были золотые руки. Люк поднял их и рассмотрел внимательно. Он подумал обо всем, что сделал своими руками, о внешнем виде вещей, которые он изменил сам, об их предназначении. У него, как сказал его отец, была такая же форма рук, как у его матери. Ему передался от нее, а не от отца и цвет кожи. Он нечасто думал теперь о своей матери. Было время, когда Лукас размышлял о ней, постоянно в душе вел с матерью долгие, сердитые, одинокие и односторонние беседы. Но Люк постепенно осознал, что вел эти беседы с выдуманным образом, а не с той, которую помнил. Тогда необходимость в этих беседах отпала. А потом, когда прошло время, он решил, что передал память о матери Дейл, потому что сестра так сильно в том нуждалась. Но передал отчасти и потому, что сам-то не нуждался больше в памяти.

Он часто думал, как чудесно было бы, если бы Паулина была жива, насколько иначе сложились бы их судьбы. Но Люк только размышлял, он не пытался и не желал воссоздать память. Их папа был, прежде всего, отличным отцом, и Лукас не имел ничего против своей первой мачехи, за исключением той боли, которую она причинила отцу своим уходом. Следовательно, не имелось возражений и против второй мачехи. Все, против чего он сейчас выступал — это, без сомнения, нестабильность у него на работе, отсутствие гармонии, отчего тучи сгустились над отношениями с Эми, и собственные дурные предчувствия. Но если что-то разладится, и он обратиться к отцу за помощью, тот поймет его. Ведь и сам он находиться в той же ситуации по отношению к Элизабет.

Телефонный звонок прозвучал жалким контрастом с музыкой Стена Гетца. Звук шел из дальней стороны комнаты. Лукас медленно сел и потянулся, потом прошел по доскам, которые отциклевал и натер кремом, и снял трубку.

— Алло?

— Лукас? — спросила Элизабет.

— О, — ответил он, — здравствуйте.

— Я надеюсь, я не помешала вам…

— Нет, — сказал Люк, — не помешали. Я ничего особенного не делал.

Он сел на стул возле телефона и положил лодыжку на колено другой ноги.

— Что я могу для вас сделать?

Элизабет сказала, немного смущаясь:

— Я немного в затруднительном положении…

— Что случилось?

— Я думаю, вы знаете, что Дейл собирается переехать к нам обратно, в свою комнату?

— Да.

— Я просто хотела знать, — проговорила Элизабет, — что вы думаете об этом?

— Что думаю?..

— Да.

Лукас начал медленно вращать свободной стопой.

— Что об этом думает отец?

Наступила пауза, а потом Элизабет сказала:

— Я очень хочу поступить правильно.

— Не улавливаю вашу мысль.

— Когда я предложила несколько месяцев назад отдать мой дом Дейл, ваш отец посчитал, что мне не следует этого делать, что это не станет хорошей идеей для нее и для нас — жить так близко. Но теперь она действительно намерена переехать обратно в этот дом, и Том, кажется, не видит здесь ничего плохого.

— Вы говорили с ним об этом?

— Да, — ответила Лиз.

— Что он сказал?

— Что это всего лишь на несколько недель, а я должна сохранять спокойствие.

— Понимаю, — сказал Лукас. Он опустил ногу на пол и поднял другую, чтобы положить на колено. — Так зачем же вы звоните мне?

— Чтобы выяснить, понимаю ли я все правильно, или существует нечто, чего я не заметила…

— Вы не хотите, чтобы Дейл переезжала?

— Да, не хочу, — быстро ответила она.

Люк прикрыл глаза. Он подумал об отце, о его вечных обязательствах перед Дейл, об Эми, возможной нестабильности в его собственном будущем и эмоциональном напряжении в отношениях уже сейчас.

Лукас снова поглядел на мир. Ему по-настоящему нравилась Элизабет, но она сама должна найти выход. В противном случае, все окажется испорченным, а ей придется окончательно проиграть.

— Очень жаль, — сказал Лукас.

— Что?

— Мне очень жаль, но я не могу вам помочь. Ничего не могу поделать.

Люку показалось, что он услышал легкий вздох.

— Да, я понимаю, — проговорила Элизабет.

Лукас улыбнулся в трубку, чтобы сказать со всей сердечностью, на которую был способен: