Чужие души

В тот день Иван Андреевич планировал не только выпить бокал шампанского в честь открытия нового офиса, но и провести ряд деловых встреч, одна из которых — с новым инвестором. Чтобы сократить расстояние до бизнес-центра «Евразия», Савицкий поехал старыми улочками и, перед спуском на Жулянскую улицу, попал на «красный» свет. Ругнувшись в душе на промах, он плавно затормозил на перекрестке. Впереди замер новый «Опель». В положенное время мигнул «зеленый», и поток машин рванул с места. В какой-то момент он услышал тревожные гудки проезжавших машин. Иван Андреевич с интересом посмотрел вслед старой колымаге. Какую же скорость надо выжать, чтобы обогнать его. Он внимательно посмотрел на спидометр… и вынырнул с небытия, с ужасом осознав: ему только казалось, что он едет. Еще не полностью придя в себя, он нажал на газ и рванул вперед, оставив позади образовавшуюся пробку. Иван Андреевич заехал в тихий переулок и… испугался. Он с недоумением посмотрел на свои трясущиеся руки, после чего вызвал такси.

В новом офисе Савицкий появился вовремя. И, кроме Веры, никто даже не заметил, что Иван Андреевич бледный, немногословный и слегка рассеянный. А если и заметили, то списали на волнение, усталость… Бизнес есть бизнес.

На следующий день Иван Андреевич, предварительно позвонив, поехал в институт неврологии к сестре Веры — Инне Васильевне. Пройдя, как ему казалось, унизительные обследования и ответив на все вопросы невропатолога, а потом и психиатра, получил утвердительный вердикт — синдром хронической усталости.

До сегодняшнего вечера, считай год, он ни разу не садился за руль машины.

Савицкий посигналил у ворот. Охранник не спеша нажал кнопку на пульте. Ажурные ворота с коваными под старину щитами разъехались в сторону, впуская машину во двор. «Что же ты так медленно? Спишь, что ли, на ходу?» — возмущался вполголоса Иван Андреевич, заезжая во двор. Настроение испортилось окончательно. Последнее время его раздражали все, вплоть до охранника. Поставив машину на внутренней стоянке, Савицкий устало посмотрел на светящиеся окна третьего этажа. Судя по синим бликам, вспыхивающим в окнах спальни, Людмила переключала телевизор с канала на канал.

Иван Андреевич сидел в машине, в который раз поймав себя на мысли, что к вечеру его беспокоит не только постоянная усталость и эта, будь она неладна, раздражительность, с которой нет сил бороться, но еще и нежелание возвращаться домой.

Тревога, немного отступившая в ресторане, постепенно нарастала, голову привычно сдавливал невидимый обруч. Через час наступит спасительное безразличие и захочется спать. Надо пережить только этот кошмарный час. Дрогнула штора на первом этаже. Консьержка, обеспокоенная долгим отсутствием приехавшего жильца или из праздного любопытства, посмотрела во двор. Иван Андреевич собрался с силами и вышел из машины.

Квартира встретила Ивана Андреевича привычной темнотой. В спальне Людмилы работал телевизор. Не включая свет в коридоре, на ощупь, Иван Андреевич направился в свою комнату, снял костюм, принял душ и только после этого зашел к жене. Людмила смотрела очередное реалити-шоу. Как может человек, имея хотя бы малость мозгов, смотреть такую муть? Но задавать жене столь философский вопрос он не стал.

Людмила сидела в кресле в привычной позе — поджав под себя длинные ноги. В свете бликов экрана она была похожа на девушку-подростка. Эта женская незащищенность, так раньше волновавшая Ивана Андреевича, с недавних пор вызывала одно раздражение.

— Глаза портишь.

Замечание прозвучало по-старчески, словно он выговаривал внучке, а никак не жене. Не дождавшись ответа, он поцеловал Людмилу в висок, вдохнув знакомый аромат духов.

— Привет! Как дела на работе? Ужинать будешь? — отчетливо, на одном дыхании спросила Людмила и, не отрываясь от экрана, отстранилась от мужа.

— Спасибо, я поужинал в ресторане. Что-то устал. Пойду спать.

Он еще раз наклонился и поцеловал сухими губами жену в тот же висок.

— Да, милый, ложись. Я тоже скоро буду ложиться.

В спальне на прикроватной тумбе стояла большая чашка давно остывшего чая. Иван Андреевич даже сам не заметил, как стал регулярно пить приготовленный Людмилой чай, на каких-то то ли грузинских, то ли китайских травах.

Обруч, сдавливающий голову, немного ослаб. Дышать стало легче и сердце не колотилось в груди. Он устало закрыл глаза, пытаясь таким образом обмануть бессонницу. Сон не шел. В голове крутилась сегодняшняя встреча, оставившая в душе осадок недосказанности.

Разговора с дочерью не получилось. Спасибо ей, что не задала ни одного неудобного вопроса, и ему не пришлось ни оправдываться, ни извиняться перед взрослой дочерью. Она могла, например, спросить, вспоминал ли он ее, и если да, то почему за столько лет даже не написал письма, не поздравил ни с одним праздником. Не спросила. Даже о его единственном сумбурном письме вспомнила только вскользь.

И он хорош был. Ивану Андреевичу вдруг стало стыдно за эту встречу и свой никчемный разговор все о себе, да о себе. Не так и не о том надо было говорить с дочерью.