Чужие грехи

– Пока еще сносно выгляжу? – Антонина Петровна засмеялась. – Спасибо за комплимент. Я начала здесь работать с лета 70-го – назначили в горкоме комсомола, решили проверить, справлюсь ли. Тогда мне было тридцать, сейчас тридцать девять. Сказали, что справилась, нареканий не поступало… Может, чаю… Алексей Егорович, если не ошибаюсь? Я привезла с собой тортик. К сожалению, вафельный, но хоть такой…

Лишь бы не вафельное полотенце…

– Можно просто – Алексей. Не смею отказаться, Антонина Петровна, вафельный тортик – это прекрасно.

– Тогда уж и меня зовите просто – Антониной, – в женских глазах мелькнуло что-то заинтересованное. – Сейчас поставлю чайник, вы, наверное, голодный…

Спешить уже было некуда, день прошел. Аппетит на свежем воздухе разыгрался зверский. Про обед уже забылось. Но он прибыл не за этим. Быстро перекусив, разложил на столе фотографии погибших девушек. Фото были прижизненные, с паспортов, выданных в 25 лет. Имелись фото и посмертные, но пока он решил их придержать.

– Посмотрите внимательно, Антонина. Вы могли знать этих девушек. В 72-м году они были несколько моложе.

Женщина присмотрелась. Что-то изменилось в ее лице: оно потемнело, обозначилась досадная складка на лбу. Возникло ощущение, что он не зря сюда приехал.

– Конечно же… – прошептала директриса, – Катя, Евгения, Даша… Разве такое забудешь? А что с ними случилось, почему вы спрашиваете?

– К сожалению, эти девушки мертвы, Антонина…

– Господи правый… – ее глаза расширились, женщина зажала рот рукой, снова посмотрела на фотографии.

– В вашем лагере летом 72-го года, семь лет назад, предположительно, что-то случилось, и эти девушки имели отношение к данному событию, – констатировал Алексей. – Не торопитесь, Антонина, вспомните. Я вижу, вам есть что рассказать.

– Какой-то дикий вопиющий случай, – директриса передернула плечами, – тут и вспоминать нечего, до сих пор все помню. Семь лет прошло, а никак не забывается. Меня на бюро горкома вызывали, песочили, но мер не приняли, ведь меня в тот день даже в лагере не было – у отца случился инфаркт, с мамой просидели весь день в больнице… Единственное, что я не помню – фамилии девушек…

– Прошу вас, Антонина, расскажите, это очень важно.

Память у Антонины Петровны работала как часы. Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, потом начала, волнуясь.

Дело было примерно так. Как у Пушкина: три девицы под окном… Или как у Сергея Михалкова: «Дело было вечером, делать было нечего». Конец июня, заканчивалась первая смена. Проходила она спокойно, без эксцессов. Костры, линейки, развлекательные мероприятия, встречи с интересными людьми. Прогрелась Бердянка, дети купались в местном «лягушатнике». Отдыхающие – в основном четвертый, пятый класс, то есть еще мелкие. Пожаловаться на вожатых Антонина не могла – девушки старались, работали грамотно, хотя коллектив был разношерстным, из разных вузов. Но что поделаешь, если у людей призвание? Глядишь, повозятся с детьми и поменяют профессию.

Единственное, что не понравилось девчонкам: коллектив у них в этой смене был исключительно женский, без парней. Антонину же такое положение вполне устраивало. Ни к чему ей эти интрижки, сцены ревности… Поздним вечером девчонки сидели на лавочке за своим корпусом. Закончился трудный день, все отдыхали. Лагерь уже спал. Говорят, что все было невинно, но бутылочка вина, привезенная из города, все же присутствовала. Ладно, невелик грех. Девушки современные, бойкие, раскрепощенные. Может, и курили, кто их знает – но так, чтобы взрослыми себя почувствовать. Полная тьма опустилась на лес.

Почему так затянулось общение – одному богу известно. Вдруг они услышали сдавленный вскрик – будто бы ребенок крикнул. Значения не придали, только удивились. Звук повторился – насторожились, стали прислушиваться. Точно – где-то за подсобками стонал ребенок! Девушки всполошились, трусихами они не были и к своим обязанностям относились ответственно. У Даши был с собой фонарик (не разливать же вино в темноте), кинулись на крик, сломя голову. Обогнули пустующие подсобки, определили, что стон доносится из кустов за пределами лагеря, бросились туда. Видно, не кричали по дороге, иначе преступник сразу бы ушел.

Даша первой выскочила на маленькую полянку, осветила кусты. На земле лежало скрюченное тельце ребенка. Тут же показалось искаженное мужское лицо – его осветили на несколько секунд, хорошо запомнили. Вроде молодое, но не точно. Дружно подняли крик, даже не сообразив, что происходит. Злоумышленник пустился наутек, пробился через кусты и был таков. Его не преследовали, на это смелости уже не хватило. Бросились к мальчишке – слава богу, преступник не успел совершить злодеяние! Но был близок к этому. Мальчишку усыпили хлороформом – но не так, чтобы он не мог стонать, чувствуя боль.