Чужие лица (СИ)

Олеся старается унять снова поднявшееся волнение, помня о том, что клиентке не нравятся чужие прикосновения к волосам. Это заметно по ее прическе, точнее, по ее полному отсутствию.

— Я начну, а ты, если совсем будет тяжело, скажи. И я сразу остановлюсь. Если тебе будет проще, можешь закрыть глаза.

— Можно меня Никита будет держать за руку? — Вика боится, это слышно по голосу и видно по сцепленным рукам.

— Конечно…

Ножницы еще никогда не порхали так быстро у Олеси в руках, она торопится выровнять волосы девочки, но их так много, что она не успевает — по щекам Вики крупными каплями срываются слезы, а сдерживаемые рыдания прорываются наружу.

— Боже… Стоп! — Олеся смотрит на сжавшего губы Никиту и его сестру. — Что же ты молчишь? Так же нельзя…

— У нее всегда так… — пытается вступиться подросток. — Поэтому она ненавидит парикмахеров.

Вика пугается реакции Олеси, широко распахивает глаза.

— Я вас не ненавижу…

Олеся тяжело вздыхает, проводит рукой по своим волосам. Сделать осталось не так уж много, но и оставлять все так — нельзя.

— Если я дам машинку для бритья Никите, ты не будешь плакать?

— Брить ее как меня? — в шоке спрашивает юноша.

— Не буду, — одновременно обещает Вика.

Олеся убирает ножницы, меняет насадку на машинке и дает ее Никите.

— Правую сторону не трогаем, только левую. До этого уровня, — показывает в воздухе. — Креативная асимметрия.

Работать вот так приходится впервые — Олеся держит руку Никиты, а тот — станок, его пальцы крепко обхватывают предмет, потому что он боится навредить сестре. Та же сидит более спокойно — с любопытством смотрит на то, как часть волос падает на пол, открывая аккуратное ушко.

Когда все готово, из кухни выходят Слава и Света, которая не может поверить своим глазам. Оба ее ребенка теперь бритые: один — полностью, другая — на треть головы.

— Это был единственный вариант закончить, — извиняюще объясняет Олеся, отпуская Вику и начиная подметать пол.

— Мне нравится, — говорит девочка, рассматривая себя в зеркале. О пролитых слезах уже никто не вспоминает.

— Это главное, да? — Теплов вопросительно смотрит на жену и ободряюще ей улыбается. Та кивает, не в силах ничего ответить. — Что ж, раз все дела сделаны, предлагаю по домам. Остатки пиццы можно разделить и взять с собой.

Пока взрослые собираются, трое подростков ждут у дверей. Пашка, который успел переговорить с Мироном наедине, нервно подтягивает лямку рюкзака. Решившись, обращается к Никите.

— Извини, что я тогда… в раздевалке… — почесав затылок, сдвигает шапку на глаза, поправляет ее.

— Тебя Мирон попросил извиниться? — Никита смотрит из-под бровей, по инерции спрятав Вику за спину.

Паша переминается с ноги на ногу.

— Нет. Мы просто поговорили. Он объяснил, что я был неправ, да я и сам это понял… В общем, наши родители дружат, так что и нам, скорее всего, придется общаться. Я не хочу, чтобы они расстраивались из-за того, что мы враждуем.

— Мы можем не дружить, но пересекаться нам все равно придется, — Вика трогает брата за плечо. Она озвучивает очевидное, но Никите это все равно не нравится.

— Короче, если передумаешь, то я открыт для общения, — Войтович уже и сам не рад, что сложилось вот так. Тогда он действовал на адреналине, а сейчас пожинает плоды. С другой стороны, он и знать не мог, что судьба сведет его с Черных снова, а об их непростой истории — и подавно.

— Готовы, молодежь? — Слава открывает дверь, впуская в помещение холодный декабрьский воздух. Парикмахерская пустеет. Мирон открывает дверь автомобиля перед Олесей, Слава помогает Вике и Свете, а Никита, какое-то время просто стоявший рядом с машиной Тепловых, подходит к Паше и протягивает руку, тот ее пожимает и широко улыбается. Эти простые действия становятся началом большой дружбы. Ее бы не было, если бы не наличие трех слагаемых: дельного совета, правильного решения и прощения.

***

Мирон поворачивает голову и смотрит на Пашку, который увлеченно следит за перипетиями марвеловских героев. Ощутив на себе чужой взгляд, подросток отрывается от экрана и видит, что Олеся уснула на плече Полунина.

— Ты можешь расстелить диван? Я ее перенесу, — шепотом.

Подросток кивает, останавливает кино и сгоняет с маминого дивана Мишку. Та недовольно мяукает, но послушно спрыгивает на пол, а затем перемещается на шкаф, откуда все видно. Когда постель готова, Мирон укладывает на нее Олесю, а затем накрывает.

— Будешь досматривать со мной? — тихо спрашивает Пашка. Ему не хочется спать, как и оставаться в одиночестве.

— Я планировал остаться, — Мирон трет затылок.

Пашка радостно улыбается и снова включает фильм, приглушив звук. Закончив киномарафон после полуночи, подросток засыпает на своем диване, а Мирон — рядом с Олесей, обняв ее со спины, как и мечтал днем. Пусть телу хочется большего, душе более чем достаточно — не тесно, а тепло и очень спокойно.

22

— 22 -

Снова бегут по небу облака,

Мягкими перьями белыми укрывая собой города.

В этих районах мы скроемся наверняка.

Наши сердца не разлучит никто, никогда. Никогда.

Burito — Штрихи