Всю дорогу до дома Валентин смотрел на свое отражение в боковом зеркале автомобиля: белый шарф вокруг головы делал его похожим на мумию. Тошнота и головокружение прошли и больше не напоминали о себе. Поэтому в больницу он ехать не стал, а отправился сразу домой - врачам он не доверял с детства. Всегда учтивые и улыбчивые медработники казались ему неправильными, ненастоящими в царстве боли и страданий.
- Дальше куда?
Вопрос таксиста вывел его из транса.
- Прямо по улице, затем поверните направо, третий подъезд.
Потрепанный годами седан с россыпью вмятин-оспин на переднем крыле и желтой полусферой на крыше мягко остановился перед дверью в подъезд. Валентин вышел, поблагодарил водителя и дал ему несколько купюр, сказав оставить сдачу. Отрывисто озираясь и придерживая шарф, он взбежал по ступенькам на третий этаж. Квартира встретила его скрипом входной двери. Он сорвал туфли и бросил их у входа. Одинокие звуки шагов быстро умирали в тишине холостяцкого убежища.
Валентин прошел в спальню и открыл платяной шкаф. На верхней полке над сорочками стояли головы манекенов с натянутыми на них лицами. Коллекция была небольшой, но зато на все случаи жизни: в будничном рабочем лице с друзьями в бар пиво пить не пойдешь... Нужно непременно весёлое, и чем радостней, тем лучше. Были и скорбные маски, специально для трагических случаев. Все они смотрели на Валентина пустыми безжизненными глазами одновременно с неизбывной тоской и надеждой. 'Выбери меня! Меня!' - кричали они. Будто им чего-то не хватало, и это что-то мог дать только Валентин.
Он медленно, круг за кругом, размотал шарф, оставив его висеть белой змеей на плечах. После взял первое попавшееся лицо и, резко выдохнув, приложил к голове. Он не стал ни смазывать его, ни разглаживать складки. Валентина не волновало, как оно сядет или как быстро схватится, он хотел узнать: повторится ли утренний кошмар. Не повторился. Ни тошноты, ни слабости. Маска просто не захотела прирастать. Опрокидывая манекены, он нашел новую банку с кремом. Но и смазанное лицо тут же отслоилось. Трясущимися руками он пробовал одну личину за другой, но ни одна не держалась более полсекунды. В ярости Валентин ударил ногой по основанию шкафа. Одна из голов на краю полки дернулась и сорвалась на пол. С глухим стуком она несколько раз ударилась и покатилась по спирали вокруг человека.
Валентин понял, что болен и болен серьезно. И страх перед неизвестностью оказался гораздо сильнее неприязни к докторам. Он вышел в прихожую, взял телефонную трубку и набрал всплывший в памяти номер.
- Алло. Справочная? Не подскажите номер больницы?
Через два дня Валентин сидел в приемной Николая Михайловича, хирурга. Резко пахло хлоркой пополам со спиртом. Валентин никогда не видел таких больниц: все коридоры, кабинеты и подсобные помещения покрыты свежей известью, персонал поголовно в белых халатах и повязках на лицах. Он вспомнил, как однажды зимой ехал загородом мимо заброшенного поля. Сильная вьюга сровняла все изгибы холмов, и оставила после себя ровную, как стол, поверхность. Белое ничто тянулось до самого горизонта, сливаясь с затянутым облаками небом, уходя в бесконечность. В этой больнице при слепящих лампах дневного освещения он чувствовал себя в точности как на том поле. Как будто не было ни стен, ни самого пространства вокруг.
Открылась дверь в кабинет врача. Медсестра в повязке и белой шапочке поманила Валентина внутрь. Кабинет был таким же странным, как и больница - оценить его размеры было сложно из-за вездесущего белого цвета. Всю левую стену занимали стеклянные стеллажи, в которые будто вросли медные лица. А на правой красовался металлический барельеф: по диагонали стилизованный след от пулеметной очереди разрезал квадратную плиту надвое: снизу ровная матовая поверхность, а сверху изображения человеческих ушей. Если присмотреться, то можно было заметить, что каждое ухо отличалось от остальных: там мочка толще, там край сильнее загибается. В центре стояли два стола: доктора и медсестры, поставленные буквой 'Г'. Николай Михайлович, человек неопределенного возраста с копной смоляных волос, был единственным в больнице, кто не прятался за повязкой из марли. Посреди этого стерильного мирка он выглядел слишком обычно и от этого казался еще странней. Когда Валентин вошел, врач с серьезным видом изучал медицинскую карточку. 'По-видимому, моя', - подумал Валентин.
- Вы присаживайтесь, не стойте, - не поднимая головы, сказал хирург.
Валентин сел на стул, медсестра помогла ему снять с головы шарф. Он объяснил вкратце произошедшее на работе. Врач, не отрываясь, делал какие-то пометки. Да и медсестра особо не удивилась. Началась стандартная процедура: снимайте верхнюю одежду, дышите - не дышите, проденьте руку в рукав тонометра. Но по мере осмотра Николай Михайлович становился угрюмее и угрюмее.
- Со мной что-то не так? Ну, помимо... - Валентин поводил указательным пальцем вокруг лица.