Чужие маски (СИ)

— Тогда половину монет вперед. А вторую половину отдам, как от сестры весточку получу.

— Что за весточка?

— Она мне передаст, — насупился Шимон. — А ты уч- *ти — мы семья большая. Ежели что — во всем море воды не достанет ваш поселок потушить, когда он с восьми концов полыхнет!

— Ты мне не угрожай, и не таких видали!

— Таких не видали!

Шимон и Берта стояли друг напротив друга. Оба подбоченились, сверлили друг друга злыми взглядами, и весьма напоминали двух собак, встретившихся на узкой дорожке. Даром, что разного пола...

Лиля еще раз подумала, что Альдонай все видит.

Вот не повез бы их Фарл, не захотели бы они отделаться от слишком болтливого крестьянина, так и не попали бы к углежогам. И сейчас отношение у Берты было бы совсем другое.

Атак...

Вот они, стоят девять крепких мужчин, дубинками поигрывают. В лесу такие мышцы накачали, что бодибилдеры \с досады под забором плакать будут. Это не красивости, это реальная сила. Это мощь, которую дает толькотяжелая ежедневная работа. А не шлифовка своих прелестей на тренажерах.

И стоят они сейчас, вписываясь за Лилиан.

Не тронь нашего!

Даже если реально им делать ничего и не придется. И они знают, что не придется. Но ведь стоят!

Лиля им добром помогла, они ей в ответ хорошее дело сделали — на том и мир держится. А не на трех китах и черепахе.

За Бертой тоже рыбаки стоят, подтянулись, на оживленный разговор, и тоже палку в руке удержат. Но сам факт...

Лиля здесь не одна.

За нее есть кому вступиться...

Эта мысль до Берты была донесена четко. И женщина поморщилась, потом пожала плечами...

— Ладно. Доставим мы девочек, доставим до Бермы, никуда они не денутся по дороге...

Шимон осклабился.

— Я и не сомневался.

— Ты уверена, что уехать надо?

— Уверена, — кивнула Лиля.

— Смотри. Если что не так...

— Я знаю, ты за меня отвечать не будешь. Ну, хоть деньги им не отдашь, и то дело, — кивнула Лиля.

Писать она не собралась — Шимон читал крайне плохо и только в редких случаях. А отослать ему платок, завязанный одним узлом — запросто.

Если двумя, значит, все плохо. Если платок не завязан — тоже.

А вот если одним узлом — можно отдавать Берте вторую половину денег и прощаться. Эх, плохо жить без телефона! Очень, очень плохо.И в средние века жить тоже не сахар, особенно если бродишь по чужим дорогам. Графине еще хорошо, она знатная дама, ее лишний раз не обидят. А обычной крестьянке, побродяжке?

Ее жизнь сейчас дешевле стоит, чем ее же тряпки. Как ни печально это осознавать.

— Я их и так могу не отдать, — ухмыльнулся Шимон. Лиля покачала головой.

— Отдашь. Я тебя уже знаю. Ты угольщик волей судьбы, но если бы ты продолжил служить своему господину...

— Не надо, — помрачнел Шимон. — Не надо.

Лиля покладисто кивнула. И посмотрела на небо.

То есть — на закопченный потолок трактира.

— Альдонай всемогущ и всевидящ. Поверь, он все знает и делает, как лучше...

• — Что-то я этого не заметил...

— Мы не всегда его замысел видим. Так нам и не положено...

— А за что мой господи пострадал? Ладно он, а его дочь?

Лиля нахмурилась.

— Мы не знаем всего. И дети часто платят за грехи родителей... думаешь, из-за твоего господина ни один человек не плакал? Ни у кого дети не умирали по его вине?

Шимон вильнул взглядом.

-Ну...

— То-то и оно. Мы — не знаем. Помолись за то, чтобы Альдонай простил их. Помолись...

— Помолюсь.

Лиля положила ладонь на руку Шимона.

— Я тоже помолюсь за них. Больше мы ничего сделать не можем.

—'Аля, она такая была.... Светлая, солнечная... смотрит мне в глаза, смеется...Шимон пил, и говорил. И Лиля понимала все яснее, что происходило в душе мужчины.

Любил он ту девочку.

Не имел права, да ведь любовь — не спрашивает и не разбирает. Она просто приходит, и плевать ей, что он — стражник, а она герцогская дочка. Было бы все хорошо, так Шимон и остался бы рядом с любимой. Пусть глаз не поднимал бы, пусть слова бы не сказал, но хоть знать, что у нее все в порядке! Хоть это видеть!

Быть счастливым вместе с любимой... и кто тут аристократ по рождению?

Шимон или Лофрейн?

Если один ворует женщин, а второй готов на все, лишь бы любимая была счастлива. Даже — не с ним!

Но даже этого крохотного утешения мужчину лишили. И было ему плохо и больно.

А что могла сделать Лиля?

Только посидеть рядом, послушать горькие слова и еще раз пообещать помолиться. А толку с того?

Ни толку, ни ответа...

* # #

В море выходили на заре.

Лиля медленно залезла в лодку. Лари — за ней.

Обе помахали руками Шимону, который стоял на берегу, страдая от жестокого похмелья. Половину своих вчерашних откровений он не помнил, вторую половину забыл вполне целенаправленно. Неприятно как-то...

Ты перед человеком душу наизнанку, считай, вывернул, и кто его знает, что он там увидел? И как это потом использует?

Уезжает эта странная баба — и пускай ее.

Шимон дураком не был. И по свету его помотало изрядно, и людей он повидал, и нередко только хорошее зна-ние психологии (пусть это слово еще и не появилось на свет) выручало его из беды.

Чутье на людей у него было звериное.

; И именно оно, чутье, в голос кричало, что с женщиной нечисто.

Неладно с ней что-то, как бы за ней беда не пришла...