Оля устало улыбнулась и положила голову ему на плечо. И, уже засыпая, тихо проговорила:
- Тузик все может, если его хорошенько попросить. Он умненький.
- А я, честно говоря, не верил в вашу затею со щенком, - вмешался Алексей Иванович. - А получилось, как в пословице: мал золотник, да дорог. Молодец, Оля, твой Тузик! Честное слово, молодец!
Но Оля уже спала.
Впереди что-то зашелестело и слева, прямо на группу, вышел Костя. Остановился, изумленно оглядел всех, секунду помедлил и кинулся назад.
- Это Костя Бабкин! Это он! - в один голос закричали ребята.
- Костя, стой! - крикнул Карасев. - Все равно догоним.
Тот сбавил темп, но все еще бежал, словно решая, остановиться или бежать дальше.
- Хуже будет. Добром прошу, - еще раз крикнул Карасев.
Когда Костя остановился, Михаил Петрович отправил всех, кроме Павлика с Валеркой, домой и, обращаясь к Косте, сказал:
- А теперь веди к Славику.
- К какому Славику? Вы что? - испугался Костя.
- К Славику Белову.
- Не знаю я никаких Славок, никаких Беловых, - хорохорился Костя. - Думаете, если работаете в милиции, так имеете право обижать сироту.
- Артист. Посмотрите на него, какой талант пропадает. Как жалостно врет. А понять, что дурак, ума не хватает. Его другу Славке помощь во как нужна, - и Карасев провел ребром ладони по горлу, - а он в кусты. Помочь надо Славику, пока не поздно. Понял? - обратился он к Косте.
- А я, по-вашему, не помогаю? Третий месяц как угорелый мотаюсь, - скороговоркой выпалил Костя и виновато поднял глаза на Карасева. - Думаете, мне легко?
- Правда, мотаешься ты лихо. Об этом весь поселок говорит. Но я не вру. Славику, действительно, нужна помощь и притом срочная. Я при тебе ему все объясню. Иначе пройдет дней пять-шесть и его, раба божьего, возьмут здесь же, в берлоге, и как миленького увезут на «воронке».
- Так вы и про берлогу знаете?
- Я все, брат, знаю. Веди!
Костя мог еще поломаться, но, глядя на Карасева, которого он часто видел издали (близко подходить боялся), понял, что куражиться не стоит. С ним этот номер не пройдет. Поверил ему и уже спокойно, впервые за много дней, уверенно зашагал в сторону берлоги.
…Карасев шел за Костей и думал: «Бывает же так, что в голове у тебя торчит какая-то заноза: сегодня, завтра, вчера, позавчера и месяц тому назад. Эта мысль мучает тебя, преследует, но додумать до конца, принять какое-то решение то времени не хватает, то что-то мешает, то сама мысль пропадает куда-то. Но сколько случаев, когда бывает наоборот. Только о чем подумаешь, чего пожелаешь, а оно как по заказу: тут как тут. Пример? Пожалуйста, сегодня, возвращаясь из леса, подумал, что надо найти Костю и узнать, где прячется Белов. И Костя появляется».
На днях он получил письмо из колонии от начальника отряда, воспитателя Славика. Тот подробно описал ему не только историю побега своего подопечного, но все его почти годичное пребывание в колонии.
…Только в самом начале Славик пытался противиться режиму. Бормотал какие-то блатные слова, твердил о воровских «законах», о которых наслышался от Жоры, но скоро убедился, что большинство ребят попали сюда по недомыслию или обмануты, как и он сам, жалеют о прошлом, ждут не дождутся, как быстрее вернуться домой и начать жить по-новому. Слава перестал отлынивать от работы, исправно посещал занятия в девятом классе и числился в активе у начальника отряда. Мечтал по возвращении домой поступить в Арктическое училище. Но недели за две до освобождения его заманили в компанию, где шла игра в карты, и он проигрался. А потом потребовали то, чего он не мог сделать: велели забраться в кабинет своего воспитателя и выкрасть у него бумажник. Но воровать у Евгения Федоровича, или, как все его звали там, дяди Жени, - это для Славика было сверх допустимого. Для вида он согласился, а под утро бежал.
Подошли к блиндажу под большим валуном.
- Дядя Миша! - взволнованно сказал Павлик. - Вот он, наш блиндаж с валуном!
- Он? - переспросил обрадованный Карасев.
- Он! Он! Он! - твердил Валерик.
- Вот здесь, - показал пальцем Костя и позвал: - Славик! Слава! Ты что, уснул? Слава! - еще громче крикнул он.
- Ну чего тебе? - послышался изнутри ворчливый голос.
- Вылазь. Тебя здесь ждут. Только не пугайся, пожалуйста.
Раздвинулись ветки, и из-под камня показалась давно не стриженная, черная как смоль голова. Потом вылез и весь Слава.
Карасев увидел рослого, широкоплечего парня с приятным, но довольно грязным лицом. Одни только зубы сверкали белизной. Исподлобья настороженно смотрели усталые глаза.
- Я принес тебе привет от Евгения Федоровича, - сказал Карасев.
- Не знаю, о ком вы говорите.
- А дядю Женю знаешь?
- Нет, не знаю…
- А вот он о тебе помнит, даже письмо написал, - и Карасев подал ему лист бумаги.
Он помнил, что там написано: «Славик! Я ждал от тебя письма. Но ты не написал. Передаю тебе свое через товарища Карасева. Почему ты не зашел тогда ко мне? Я бы что-нибудь придумал. Приезжать в колонию не надо. Документы о твоем освобождении пришлем в Ленинград. Их тебе передаст Михаил Петрович Карасев. Верь ему и слушайся.
Твой дядя Женя. Напиши, пожалуйста».