Вообще-то, старшой мог нынче быть и без личины… Лежал среди прочих – убитый… Но мог и не быть! Надо сказать, этот вопрос сильно интересовал Мишу. Потому и спросил. Одно дело, если главарь убит в схватке, и совсем другое – если здесь его и не было. Почему-то именно к этой версии и склонялся сейчас сотник. Может быть, потому что не увидал достойного соперника в шлеме с черным забралом-«личиною»? Может быть…
Спросил… Так, на всякий случай. И не прогадал! Трясущийся от страха за свою шкуру пленник не стал врать.
– Где – того не ведаю. Нет! В самом деле не ведаю, Христом-Богом клянусь! Он часто уходит… на два дня, на три… Приходит веселый, с серебришком…
– Черная «личина» с золотом? – уточнил Михаил. – На левой руке шрамик едва заметный?
– Да, да, так!
– Что еще расскажешь?
Увы, о своем главаре Митьша знал немногое – ватагу тот собрал не так и давно, где-то с месяц. Поначалу просто привлек к себе известных лиходеев, промышлявших в окрестностях Дорогобужа, в том числе – и Митьшу.
– У него свои воины уже были… Именно что воины – кони, кольчуги, сабли, – косясь на тлеющую головню, быстро пояснил пленник. – Меня они из поруба достали… А кое-кого – так почти с виселицы.
– С бору по сосенке всех злодеев собрали!
– Так…
И вот тут Миша задал наконец главный вопрос:
– Ягодницы-девы… На капище… за что их так? Игнат ваш – язычник?
Митьша зябко поежился под неуютным взглядом сотника:
– Не язычник, нет… Просто хотел, чтоб боялись, чтоб говорили… Потому и так… Но я ваших дев не трогал, нет, не-е-ет… – пленник вдруг дернулся и заплакал, по щекам его потекли крупные слезы… Было ли это искреннее раскаяние или просто страх за свою забубенную жизнь? Бог весть…
– О грибных местах вам Мировид поведал?
– Он и с Онуфрием-перекупщиком свел. Ну, на волоке который… Я и с Мировидом, и с Онуфрием… могу обсказать, показать… Осанистый такой мужичок, бородка рыжая, хитроглазый. Любит все пальцами щелкать… ну, когда прибыль считает, да.
– Игнат ваш… он тоже с Онуфрием дела имел?
– Через меня все… Хотя – не скажу в точности…
Миша покачал головой:
– А куда ваш старшой хаживал – ты не знаешь?
– Так ведь он нам не рассказывал, – осмелев, хмыкнул парняга. – И вообще, лишних расспросов не терпел. Мог и ножиком!
– Что ж – жаль, – покусав губу, сотник поднялся на ноги и снова посмотрел вдаль – на камыши, на тяжелые венчики рогоза, на блестевшую за ними реку… – Жаль, что так мало знаешь… Эй, парни!
– Я… я-а… – задрожав, как осиновый лист, жалобно взмолился пленник. – Я много еще чего могу вспомнить… сказать… Он… он вроде как и не самый главный… И поглавнее есть… Не знаю кто…
Михайла тут же перевел взгляд:
– Вспоминай! Живо. Что еще главарь говорил?
– Как-то похвастал было… Не удержался… Мол, на скорых торжках встретится со своим доброхотом… Ну, с этим… кто главнее… Разживемся, сказал, серебром… Ну, платили ему и не худо… за все дела…
– Да понятно… Так с кем, говоришь, он встретиться-то собрался?
– Так и сказал – с доброхотом, – заморгал пленник. – Больше никак не называл. Да никто и не спрашивал – оно надо кому? Не буди лихо, ага…
«На скорых торжках»… а не о ярмарке ли речь, сэр Майкл? Похоже, о ней… И кто же, интересно, тот щедрый на серебро «доброхот»? Координатор… Тот самый, о котором предупреждал в послании неизвестный друг? Так? Или сам Игнат и есть это человек? А «доброхот» просто казначей… Ладно, что сейчас гадать? Поймаем – спросим…
Ярмарку – торжки – торжественно открыли через три дня после возвращения Михайлы.
К этому времени уже успели похоронить погибших воинов, пленного же Митьшу на всякий случай посадили в Михайловском городке под замок, в подвал, выпустив оттуда реабилитированных «язычников»-скоморохов.
Последние никуда не ушли, а дождались-таки своей скоморошьей ватаги, с большим воодушевлением приняв участие в игрищах и прочих развлекухах, что ярмаркам отнюдь не противопоказано. Скорей, наоборот: разве плохо, когда народ валит на торжки толпой? И не только из ближних деревень да весей, не только те, что остановились в Ратном по пути, но и специально приехавшие из Турова, из Пинска… из Ладоги.
Из Ладоги пожаловал старый Мишин друг – варяг Рогволд. Правда, тот нынче явился один, без Бориславы, супруги – та была на сносях и оставалась дома. Да и сам-то ладожанин, честно сказать, оказался в Ратном проездом из Киева – однако ж божился, что специально так подгадал!
– Зубом клянусь, Михаилом-архангелом и молотом Тора! Вот те, Миша, крест! Ведь рад, рад повидаться!