Чужое небо (СИ)

На пробу – а вдруг все-таки заорет – Баки медленно отпустил подушку, все еще прикусывая краешек на всякий случай. Самое главное теперь было лежать смирно и не шевелиться. Это он умел, он снайпер, в конце концов. Быть может, изредка говорить, если никакая из лицевых мышц внезапно не окажется связанной с плечевым поясом и ниже со всей остальной левой половиной тела.

- Ты знаешь, что заслуживаю, - просипел он и… о да, кажется, все же что-то было связано, потому что новая вспышка боли заставила его снова уткнуться лицом в искусанную подушку и глухо замычать.

Прочие ощущения пробивались сквозь огненную пульсацию неохотно, и Баки не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем он смог почувствовать руку на своем затылке, ласкающую, мерно поглаживающую коротко обстриженные, влажные от пота волосы.

Баки не услышал ничего про то, какой же он дурак и даже ни намека на причиняющую еще большую боль жалость. Рука с затылка тоже вскоре исчезла, и Баки со смешанным чувством щемящего сожаления и распирающей радости подумал: «Надоело? Нанянчилась? Слава Богу».

- От здешних врачей – ладно, ты их тихо ненавидишь. От Т’Чаллы и всех остальных – понятно, у тебя в подкорке слабость не демонстрировать, - ее голос смягчился до ласкающего слух шепота, не осуждающего, лишь слегка, наверное, разочарованного. – Даже от меня скрывать у тебя были причины, хотя я все твои уловки знаю. Всего тебя знаю, как облупленного.

Баки собирался вымучить из себя хоть какое-нибудь жалкое оправдание, но сильная рука легла на шею, по линии роста волос, мешая повернуть голову.

- Тшш… Лежи. Лежи спокойно, - такая уязвимая поза в сочетании с полным отсутствием обзора напоминала Баки о многом, и будь над ним сейчас кто-то другой, он бы и близко не был также тих и послушен. Но ее словам он повиновался, его тело повиновалось, не проявив ни намека на сопротивление. Лишь когда игла проткнула едва поджившую, излишне чувствительную кожу, моментально запустив качественно новый, более точный и острый каскад болевых ощущений, Баки снова обессиленно замычал в подушку и стиснул в металлическом кулаке одеяло, запрещая себе любые другие движения. – Тшш… - ощущение ласкающих прикосновений к голове вернулось. – Все. Вот так. Так… Уже почти все…

Простая игла простого шприца ощущалась ржавым ножом и кривым скальпелем. Потому что на стыке. Потому что они снова там все раскромсали!

- Уже все…

Продолжением этой фразы Баки совершенно необъяснимо слышал: «Хороший мальчик», и совершенно ясно даже сквозь боль понимал, что любой другой на её месте был бы мёртв раньше, чем с иглы слетел бы колпачок.

Далеко не главная, но все-таки веская причина, почему он сам не попросил обезболивающее.

- Мой мозг снова охреневает от того, как там все в очередной раз расхреначили и перекроили, - на пике боли Баки почему-то всегда вспоминал богатый эпитетами русский.

- Твоему мозгу явно хватит потрясений, - ответ на английском. Осторожно подсунув руку ему под грудь, она помогла медленно перевернуться на спину, приняв на себя максимум двигательных усилий. – На сегодня точно.

Руку с еще одним шприцем Баки вяло перехватил дееспособной правой, посмотрел вымучено, но вполне осознанно.

- Не поможет ведь. Пока само не притерпится. Или пока не разработаю.

Не встречая сопротивления, она осторожно освободилась из слабого захвата и молча продолжила. В грудные мышцы колоть оказалось сложнее. Вовсе не оттого, что больнее, а оттого, что в подушку уже не уткнуться, не скрыть слабость, а она смотрела прямо на него и все видела, и от этого Баки было больнее вдвойне.

- Это поможет тебе поспать, - прошептала она и подалась вперед достаточно, чтобы дать Баки возможность ткнуться лицом ей в плечо и спрятать то, что он так страшился показать. Теплые губы тут же знакомо прижались к виску. – Нужно отдохнуть, родной, завтра тяжелый день.

Баки не считал, что после всего времени, проведенного в криостазе, у него оставалось хоть какое-то право на отдых. Хватит, наотдыхался. Он не умел…разучился спать по-человечески, потому что в кошмарах не сильно-то перепадало отдохнуть. Но суперсолдат, к сожалению, не означало робот. Хотя даже тем время от времени требовалась перезарядка.

Химия притупила боль, сделала ее терпимой. Едва вновь обретя способность двигаться, единственное, что Баки сделал – это прижался теснее, усиливая объятия, позволяя себе зависеть от них, быть слабым и уязвимым, и растерянным, и страшащимся наступления рассвета. Баки знал, что никто не увидит и не осудит его за слабость, во всяком случае, не в это конкретное мгновение. Он знал, что это его единственная отдушина, единственная узенькая щелочка в параллельную реальность, в которой у Джеймса Бьюкенена Барнса могло быть все хорошо.

- Не делай этого, - потеряно запричитал Баки, уже балансируя между сном и явью. - Ты в безопасности… про тебя не знают. Когда узнают, захотят забрать. Захотят использовать. Это никогда… никогда не закончится. Там по-настоящему. В воспоминаниях все… кажется… настоящим.