Чужое письмо (СИ)

- Мама считала, что встреча во время ужина – обязательная часть семейного общения. И ее нельзя комкать, нельзя «разбавлять» телевизором. Люди должны наслаждаться разговором друг с другом, им должны быть интересны проблемы друг друга. Мы ужинали так не менее часа. Подруги мне завидовали: их родители, обычно, давали наставления на кухне во время чтения газетных новостей. После такого общения и вспомнить трудно, кто о чем говорил.

Илья понимающе кивнул: именно так проходили вечера у них с Татьяной. Они, если и ужинали вместе, то обязательно на кухне, под бормотание включенного «ящика». Может быть поэтому, в какой-то момент перестали сначала слушать, а потом и слышать друг друга?

- Я иногда думаю о той девочке, письмо к которой ты обнаружила здесь, - Илья поднялся, чтобы повернуть полено несгоревшей стороной. – Конечно, она мне никакая не родственница, ни сестра, по сути, чужой человек, но представляешь: мы родились с разницей в полчаса, лежали рядом в одной палате и, - мужчина улыбнулся, - громко орали, когда хотели есть.

– Я тоже вспоминала о письме, - Лизу порадовало то, что они вдвоем думали об одном и том же. – Очень хочется узнать, как все же сложилась судьба девочки. Жива ли? Ведь ей должно быть столько же лет, сколько и нам. Неужели ее в самом деле нельзя было тогда разыскать?

- Мои родители специально не продолжили поиски, - с грустью признался Илья. – Мама обвиняет Ольгушку-младшую в том, что потеряла из-за нее ребенка, что из-за всех этих переживаний, в конце концов, заболел и умер папа.

- Но маленькая девочка здесь ни причем! – воскликнула в сердцах Лиза.

- Не надо их винить, - вступился за родителей Илья. – Им пришлось тяжко. Мама все эти годы пыталась забыть старую историю. А я лишь разбередил рану своими расспросами.

Они замолчали. Горящее дерево шипело и сердилось, рождающиеся искры вылетали за границы камина, словно соревнуясь: кто дальше? Вылетали и – гасли. Умирали, испытав счастливое мгновение свободного полета...

- Знаешь, а ведь раньше в столице существовали очень строгие правила с пропиской, - заговорил первым Илья, продолжая прерванную мысль. - Всех жильцов обязательно регистрировали в домовых книгах. И если человек переезжал, он обязан был указать свой новый адрес. Такие книги в старых домах наверняка еще сохранились. У нас в стране ведь до сих пор правит культ Справки, вон, сколько мне пришлось их собрать, оформляя кредит на машину.

- Значит, можно узнать, кто жил в коммуналке вместе с Ольгой? – загорелась идеей Лиза. – Потом поговорить с ее бывшими соседями – кто-то из них обязательно вспомнит, куда подевалась девочка.

- В принципе, да,- Илья сел опять рядом с Лизой. – И старый дом на Гашека легко отыскать. Улица, по-моему, дожила до наших дней в первозданном виде. Никаким, модным нынче новациям типа реконструкции или точечной застройки, не подвергалась. Главная примета, если помнишь, подъезд находился напротив проходной табачной фабрики.

- Может быть, девочка попала в детдом или ее удочерили новые родители? Мы найдем ее координаты и сможем передать письмо! – с надеждой посмотрела Лиза на Илью.

- Если она жива - найдем.

И Илья протянул Лизе руку. Она положила на нее свою ладонь. И долго-долго не убирала. Их ладони были такими горячими. То ли от жара, полыхавшего внутри каждого, то ли от… камина, который сильно разгорелся.

Глава 15

СТАРАЯ дворничиха, закрыв, как полагается, зеркало на шифоньере простыней, собрала волю в кулак: свою девочку в последний путь она обязана проводить достойно. Достала из жестяной коробки из-под чая деньги, что копила на собственные похороны, купила бумажные цветы, договорилась в ЖЭКе, чтобы ей на правах бывшего сотрудника выделили машину довезти скорбный груз до кладбища. В своей комнате накрыла стол: напекла блины, сварила кутью, раздобыла водку, селедку, поджарила картошку. На поминки позвала соседей по коммуналке. Разместились все: муж и жена Хомкины (в эти суетные дни они приютили Ольгушкину дочку у себя, малышка играла с их сынишкой), бездетная семья Симоновых и певица Большого театра Луиза Воскресенская.

Баба Люба, повязав черный платок, курсировала между кухней и комнатой. Знала битая жизнью женщина: пока бегаешь, голова занята текущими проблемами, и не дает свободу сердцу, которое разрывается от горя. Вот сделает Люба все, что положено, потом и поплачет тихо о невинно загубленной молодой душе, которую не сумела уберечь. Предупреждала ведь, отговаривала: конфеты шоколадные, конечно, вкусные, только сладость горечью обернулась. Но разве молодежь стариков слушает?

- Жаль соседку, - Алексей Хомкин подцепил с тарелки кусок очищенной селедки. – Совсем ведь не жила.

- Да, - согласилась с ним жена Зина, посыпая картошку обильно черным перцем. – Сколько Оле было-то: 23?