Чужого поля ягодка

Убивать его Контролю было абсолютно незачем, а применять методы дознания ещё рано — Джей не совершил ничего особенно непоправимого. Да и не было у начальства уверенности, что Джей знает о госпоже Рэгхаз нечто сверх выуженного им из её досье. Ну друг он Беннару, ну сохнет по его жене… Зато он находился под плотной опекой с самого момента побега Миль из клиники, и с тех пор они не виделись, все его переговоры с Беном фиксировались, и в них не нашлось ничего интересного… Правда, не удалось прослушать ни одного их разговора ни в доме Рэгхазов, ни в квартире Линоки, равно и в машинах обоих приятелей… Ну так то — вполне обычная, излюбленная мера предосторожности горожан, денно и нощно соревновавшихся с властями за право владеть тайной личной жизни… Своего рода ещё одна народная забава: правила неписаны, средства неизвестны, результат непредсказуем…

Короче — пока Контроль лишь условно связывал всех троих в один узел. Джей представлял собой особый интерес ещё и потому, что, как полагали, он единственный побывал в зоне оставшегося неизученным свечения, более покуда никак себя не проявившего. Изменения в его организме могли представлять определённую научную ценность, будь они обнаружены…

Поэтому Джей провёл немало неприятных часов в руках медиков. Само собой, его раздели донага, распяли на диагностическом ложе биосканера какой-то новой конструкции и со всем усердием принялись выжимать из него всё, что можно выжать из живого человеческого тела…

Джей сперва молча сносил эти надругательства, потом начал костерить, на чём свет стоит, всё своё начальство вкупе и поимённо, да так вдохновенно и изобретательно, что послушать его собрался весь свободный (и занятой тоже) медперсонал… а также и кое-кто из Десанта.

Наконец сквозь очарованную его словотворчеством толпу пробился Стан, послушал-послушал, зыркнул вокруг, как клинком резанул — народ мигом рассосался, будто ветром сдуло — и, дождавшись паузы, обратился к делавшему вдох для очередной тирады Джею:

— Ну ты смотри, как на пользу пошли тебе старания медиков! Какой дар красноречия прорезался лишь оттого, что они задержали тебя немного дольше, чем ты привык. Право, ты бы должен их благодарить…

— Я поблагодарю, — перевёл дыхание Джей. — Вот как только они меня отвяжут… Так и поблагодарю. И вас заодно… шеф. И — я подаю в отставку прямо с этой минуты! Тут полно приборов, способных зафиксировать мой устный рапорт! Вы не можете меня больше задерживать!

— Могу. С момента подачи рапорта ты по Закону должен мне ещё целую неделю. Чтобы я мог подыскать тебе достойную замену. И будь любезен отработать эту неделю добросовестно.

Джей взрыкнул:

— Хорошо — но не в качестве подопытной крысы! Ещё неделя и катитесь лесом к едреней фене! Вместе с Законом!

Уже повернувшийся, чтобы уйти, Стан обернулся:

— До чего всё же интересный оборот… Где только нахватался, — и с удовольствием повторил: — «К едреней фене», я правильно расслышал? Не потрудишься объяснить, что конкретно это значит?

— Как только отслужу последнюю неделю, Стан… так и быть, поделюсь с вами точным значением как этого, так и некоторых других адресов.

— Жду с нетерпением. Хотя я уже и так догадываюсь, что места дислокации у них окажутся общими…

Завершив экзекуцию, почитаемую ими исследованиями, медики, хотя и наскоро, но добросовестно протащили-таки Джея через обещанный курс восстановления, после чего, совершенно отупевшего и, от такого количества душевного к себе отношения, здорово измочаленного, одним едва забрезжившим, злющим с недосыпу утром возвратили адъютанта-секретаря его шефу. Отупение под действием закачанных в недра организма снадобий постепенно стаивало, обнажая непочатые залежи хорошо выдержанной здоровой злости. Порог кабинета Стана Джей переступил заметно вздрюченным. И тут же обнаружил перед собой нечто для этого кабинета новое: стол, накрытый, чтобы не соврать, самое малое на отделение крепких и неделю не кормленных бойцов… стульев, правда, наличествовало всего два.

Поджидавший адъютанта Стан приглашающе повёл рукой:

— Ну, вот и ты. Садись и ешь. Надеюсь, аппетита от общения с медиками ты не утратил.

А поскольку ради чистоты эксперимента дотошные медики пациента предусмотрительно не кормили, упрашивать Джея дважды не пришлось. Злость его сговорчиво посторонилась, пропуская пищу… и сторониться ей пришлось долго и все дальше…

Стан, мелкими глоточками прихлёбывая что-то горячее из крошечной полупрозрачной чашечки, наблюдал за ним с явным одобрением. Еда исчезала с тарелок с немыслимой скоростью и в угрожающих количествах, заставляя заподозрить, что Джей вознамерился создать в глубинах организма стратегический запас, и начало сему благому делу решил положить прямо тотчас. Злость его, задавленная такой массой еды, пребывала в глубокой коме и опомниться скоро не обещала. Оно и хорошо — без неё делать глупости и совершать сомнительные подвиги стало как-то несподручно…

— Жаль, что ты нас покидаешь, Джей, — вздохнул Стан, крутя в руках хрупкую на вид чашечку. — Честное слово. Мне казалось, мы хорошо сработались. Тебя ожидала неплохая карьера.