Чужого поля ягодка

Одна за другой фляги, булькнув, потяжелели, можно было возвращаться. Наскоро повозив ладонью по всему, до чего дотянулся — лицо-шея-грудь-руки-ноги, Бен счёл себя умытым, обвешался сосудами, и торопливо отправился обратно. После вспышек молний под крышей показалось темнее обычного. Или не показалось? Он похлопал глазами, надеясь убедиться, что это ему мерещится — всё-таки периодически, в такт молниям, возобновлявшееся свечение иногда мешало всматриваться — но тьма определённо была местами пожиже, а местами — поплотнее, и она перемещалась! И в менто какая-то невнятица… Вроде бы и нет никого живого рядом, а временами вроде и есть…

Однако, когда между ударами молнии случился длительный промежуток, в сгустившейся полутьме Бен явственно различил множественное шевеление, хлопанье быстрых крыльев в сопровождении едва слышного посвиста, а через пару секунд на него с разных сторон посыпались удары — несильные, но с попытками щипков и укусов. Попытками потому, что первые же нападения он отбил, просто на автомате, стремительно вспоров руками тёмный воздух в годами отработанных блоках, ещё нескольким торопыгам душевно отвесил балетно-увесистых пинков, бесповоротно порушив все их дальнейшие планы, а для отражения последующих, спохватившись, уже не утруждал мускулов — хватило ментодиктата. Просто стоял, успокаивая дыхание, и рассматривал тяжёлые тушки, с тупым упорством бившиеся о невидимую преграду — каковое упорство говорило не в пользу их ума, но свидетельствовало о силе инстинктов.

Менто их было монолитным. Отдельные особи излучали слабо, но вместе они составляли единое целое — стадное, или даже скорее роевое псевдосознание, наподобие тех, что управляют жизнью муравейников. И вот это общее сознание постоянно приближалось и — из-за хронически высокой смертности в стаде — никак не могло приблизиться к тому, чтобы стать вполне самостоятельной единицей, такой, как любое крупное, много дней голодавшее животное, сейчас возбуждённое близким соседством негаданно-нежданно пожаловавшей на обед еды. Но теперь еда почему-то не давалась, хотя была близко — крылом повести…

Бен поморщился: Рой вился и клубился так близко, что до обоняния долетал его запах, а если честно, вонь. Вонь больного, ослабленного, раздражённого зверя, тратившего остатки сил на охоту…

«Последнюю охоту», — пообещал Рою Бен. И Рой, ощутив нешуточную угрозу, чуть отодвинулся. Но не отступил — у него не было выбора: глубоко в подвалах замка ждал, слабея с каждым часом, другой Рой, Рой из самок и детёнышей… Рой-самка голодал уже много долгих, невыносимо светлых дней и лишь немногим менее светлых ночей с такой болезненно-яркой луной… Её мучительный свет тоже причиняет убийственную боль этим живущим в темноте созданиям, не позволяя охотиться даже ночью. Рой был привычен к недоеданию, но самки и детёныши должны есть, а в этих пещерах и в окрестностях давно не живёт добыча — слишком голоден Рой, чтобы позволить расплодиться тут кому-то другому… Ещё немного, и Рой-самец опять понемногу, по одной-две особи, примется убивать себя, начав с самых слабых… Глядишь — кто-то и доживёт до удачной охоты, и Рой вновь поднимется на крыло…

«Ну, тут я вам помог — вон сколько еды набил за вас. Так что всё, отвалите».

Выходит, вчера их с Миль спасло полнолуние. Рой не смог покинуть замок. А уж как хорошо, что при осмотре руин Миль не забрела в подвал! Вдруг да не справилась бы…

Рой, почуяв, что такая близкая еда ускользает, заволновался, усилив напор…

— Ну-ну, — попенял ему Бен. — Счас увидим, кто в замке хозяин…

И начал проникновение в Рой. Не обладая собственной волей, Рой принял высшую, хорошо организованную волю человека, как должно. Бен отозвал атаку — и крылатые охотники, экономя силы, попадали на пол, опять сбиваясь в копошащийся ком. Послышался писк, треск, возня, чавканье — это на зубок родственникам попались пострадавшие и погибшие.

«Приятного аппетита», — пожелал им Бен, теряя к Рою интерес. Милосерднее было бы поторопить конец затянувшейся агонии этого рода, но Бен, не собираясь делать за природу её работу, просто запретил Рою приближаться к ним с Миль. И Рой не смог нарушить наложенного запрета. Но и на поиски другой добычи уйти не сумел, демонстрируя свою обречённость. Бен чувствовал, что легко мог бы поправить дело, привив Рою большую гибкость в поведении, однако не видел необходимости пополнять мир ещё одним опасным хищником, раз уж природа сама отказывала тому в праве на существование…

Да… Если бы Рой находился в состоянии охоты вчера, при их первом знакомстве с замком, неладное почуяли бы оба, и, несмотря на живописность развалин, носа б сюда не сунули — больно уж неприятное менто у Роя… ну просто отвратное…

«…Так, простите, это что — у меня в мозгу двоится или…»