Чужой

Элизабет, обнажив все свои когти, как кошка, охваченная бешеным гневом, потеряв над собой контроль, бросилась на молодую женщину и свалила бы ее с ног, если бы не мистер Брент, удержавший ее. Готовая убить Лорну, с пеной у рта и глазами, метавшими молнии, Элизабет напоминала Гийому Агнес в ту страшную ночь, когда она заставила его бежать из собственного дома. В ужасе бросился он помогать молодому человеку усмирять ее, пытаясь успокоить, утихомирить, но, когда он захотел обнять ее, Элизабет отскочила с криком:

— Не прикасайтесь ко мне! Я не вынесу…

— Элизабет, прошу тебя! Успокойся! Я уверен, что это неправда.

— Вы тоже считаете меня лгуньей? — произнесла позади него Лорна слишком мягким голосом. — Как вы можете с такой уверенностью отрицать свои действия?

— Я ничего не отрицаю, но если это правда, почему вы мне ничего не сказали, когда я к вам зашел? Правда состоит в том, что вы любой ценой решили остаться здесь, и ваша так называемая беременность очень похожа на то, как несчастные женщины, осужденные на эшафот, пользуются этим предлогом, чтобы оттянуть, по крайней мере, свою казнь…

— Повторяю еще раз, я не была уверена, но… у меня было недомогание, очень характерное… По этой причине я заставила себя подождать…

— Правда это или ложь, не имеет значения, — отрезала Элизабет, не спуская глаз с отца. — Все, что я хочу знать, так это вашу вину в сложившейся ситуации. Так или нет? Короче, она — ваша любовь?

«Да» Лорны и «нет» Гийома прозвучали одновременно, и девушка презрительно улыбнулась.

— Нужно было настроить ваши скрипки! Так «да» или «нет»?

— Нет, — твердо ответил Гийом. — Любовница — это женщина, которую мужчина любит достаточно сильно, что дает ей право владеть его сердцем и чувствами. Твоя кузина не может претендовать на это звание. Теперь… я все же должен сказать тебе правду. В течение только одной ночи, слышишь, только одной ночи, которую я провел в Овеньере, мы… потеряли разум. Может быть, виновата буря… она добавилась к незабываемым воспоминаниям. Я потерял голову и не перестаю об этом сожалеть. Ты слишком молода, чтобы понять… такого рода отношения.

— Моя мать была моложе, однако и она не допускала их. Я начинаю понимать… О Боже! Я чувствовала, что эта женщина принесет нам несчастье, и вы позволили ей совершить преступление: разрушить нашу семью. Хорошая работа… достойная дочери Ричарда Тримэйна!

— Я не вижу, почему я разрушила семью? — заметила Лорна. — Мне кажется, наоборот, я ее увеличиваю.

На этот раз Артур заставил ее замолчать.

— Вам следовало умереть со стыда, — сказал он, — а вы упиваетесь злом, которое совершаете…

— Как великолепно мужчины друг друга поддерживают! Артур! Вы мой брат и тем не менее встаете на сторону вашего отца? Конечно, я виновата, — добавила она с саркастическим смешком. — В ту знаменитую ночь я изнасиловала невинного…

— Я никого не извиняю, но не позволю сделать свой трофей из большого несчастья других! Элизабет права: этот ребенок, если он существует на самом деле или если он появится в срок, нанесет семье непоправимый вред.

— Вам очень идут эти слова, — с издевкой произнесла молодая женщина, — сами-то вы, сами-то вы здесь принесенный извне член семьи.

— Конечно… Однако я знаю свое место. Здесь моя семья, я ее люблю и хочу ее защитить!

— Мы все тебя любим, Артур, и ты это знаешь! — сказала Элизабет. — Мне никогда не придет в голову путать тебя с твоей… полусестрой. Однако ты должен согласиться, что я не могу выносить такое положение! Что вы собираетесь делать, отец?

Расстроенный и сбитый с толку Гийом грузно опустился на стул. Все происшедшее было ужасно, он не осмеливался даже смотреть на Лорну, так как боялся не сдержаться при виде ее наглой улыбки…

— Не знаю! Я должен подумать… и найти приемлемое для всех решение…

— Все зависит, что вы под этим понимаете, — сказала Лорна. — Если вы хотите прибегнуть к таланту доктора Аннеброна или мадемуазель Леусуа, то знайте, я не позволю больше никому из них прикоснуться ко мне. Я хочу сохранить этого ребенка!

Незаслуженное оскорбление, брошенное по отношению к его друзьям, вернуло мужество Тремэну. Он презрительно пожал плечами.

— Это вся благодарность, которую вы им адресуете за то, что они с такой преданностью вас лечили? Действительно, только дочь вашего отца может думать так. У нас аборт — преступление, и они оба отвергли бы его с ужасом. В этих сложных обстоятельствах я вижу одно только решение: устроить вас, куда вы захотите. В Париже, например, поскольку вы его так любите. У вас будет свой дом, и я обеспечу вашу жизнь…

— …до тех пор, пока один из многих мужчин не влюбится в меня и не предложит свою руку и состояние, как когда-то сделал дорогой сэр Кристофер?

Она расхохоталась, будто произнесла удачную шутку.

— Как мало у вас воображения, мой дорогой Гийом! История может повториться, не так ли? Спокойный уголок и женщина, переживающая свой грех в набожном уединении или в распутстве? Большое спасибо! Это не для меня! Я не из тех, кого можно отшвырнуть. Не забывайте, что из-за нашей встречи я никогда не стану герцогиней! Это заслуживает уважения…