Чужой для всех

— Это плохой вариант, — недовольно проронил Франц. — Я его не исключаю. Но об этом мы поговорим перед самой атакой. Лучше доложите о состоянии бронемашин, об укомплектованности их боеприпасами.

— Слушаюсь, господин гауптман, — Эберт вновь стал сосредоточенным. — Патронов много. Бронебойных снарядов по половине комплекта. Фугасных снарядов, в среднем, по пять-семь на танк. Баки заправлены на треть. Километров на семьдесят хватит. Танк обер-фельдфебеля Брумеля хромает.

— Что значит «хромает»?

— Передачи переключаются с трудом.

— Это общая болезнь русских довоенных танков. Потерпите, Эберт, немного осталось, мучиться. Бой-два и мы должны быть у цели, — Франц от своих слов посуровел. Лицо его стало жестким и серым… — Все. Идите, Карл. Готовьтесь. Ставьте людям боевую задачу. Выступаем через два часа. И пусть Господь присматривает за нами и в этот раз.

За полчаса до начала атаки командир разведбатальона вновь подозвал к себе Эберта. К этому времени он был уже чисто выбрит и вымыт. Хорошо уложенные светло-русые волосы разделялись красивым левым пробором. Перекинутая через плечо портупея и подтянутый офицерский кожаный ремень со звездой подчеркивали стройную мужественную фигуру Франца. На груди сияли орден «Красной Звезды» и медаль «За отвагу». Эберт даже залюбовался статью своего командира.

— Не удивляйтесь, Карл. Мы идем в бой, возможно, последний. Солдаты должны видеть в нас силу и целеустремленность. Внешний вид как раз подчеркивает эти качества.

— Я восхищен вами, господин гауптман. Как будто бы четырех дней боев в тылу врага не было. Вы свежи и готовитесь на русский парад.

Франц не отозвался на лестные восклицания подчиненного, только предложил ему присесть на поваленное невдалеке дерево. Несмотря на внешний лоск, его глаза выражали тревогу и потаенную грусть. Природа, как бы подчеркивая его настроение, затянула все небо рваными темными тучи. Солнечные лучи, упорно сопротивляясь, пробежались по застывшим лицам офицеров и солдат, стоявших невдалеке возле своих танков, и затерялись в густом ельнике. Тревожное настроение Ольбрихта передалось и командиру взвода.

— Что-то случилось, господин гауптман? — присев на сваленную березу, с испугом спросил тот.

— Нет, не случилось, Карл. План боя не отменяется. Просто… — голос Франц задрожал от волнения. — Просто мне нужно вам поведать одну личную тайну. Другой возможности у меня не представится. Бой будет серьезный.

Франц нервничал и не знал с чего начать. Это видел командир взвода, и он пришел ему на помощь.

— Говорите, господин гауптман. Я пойму. Вы ведь не намного меня старше.

— Вы правы, Карл. Я родился в год ноябрьской революции в Германии в 1918 году в Берлине. А вы?

— Я на пять лет моложе вас.

— Значит вам 21 год. Кстати, Карл, — улыбнулся вдруг Ольбрихт, — президент Веймарской республики господин Эберт не ваш бывший родственник?

— Пекари мы из Ильцена, Нижняя Саксония, господин гауптман, — недовольно отреагировал молодой офицер на неожиданный вопрос командира батальона. — Пекари мы… Перед поступлением в училище служба безопасности проверяла меня на чистоту фамилии. Все чисто. Этот Эберт однофамилец, господин гауптман. А вы историю революционного движения Германии хорошо изучили. Зачем это вам?

Франц нахмурился. — Отец мне однажды рассказал об этой революции. Она была продолжением большевистской российской, только у нас в Германии. Но она быстро пала. Хорошо. Оставим этот вопрос, лейтенант. Я спросил вас об этом между прочим, в шутку. Настроение у меня скверное.

— Что вас беспокоит, господин гауптман? Экипажи рвутся в бой. Люди довольны вашим планом.

— Меня беспокоит русский поселок Болотня. Он нами не разведан. Это плохо. Боюсь, оттуда могут быть нам сюрпризы. Поэтому, лейтенант, — Ольбрихт достал из полевой сумки фотокассету и запечатанный конверт. — Если вдруг со мной что-то случится, а вам удастся прорваться и выйти через коридор к нашим войскам за линию фронта, то передайте вот эти вещи. В штаб 41-го корпуса кассету. В ней переснятые документы, которые нам удалось собрать. Оригиналы будут у меня в портфеле. Генералу Вейдлингу – лично вот это письмо.

— Все будет отлично, господин гауптман, — вскочил с бревна офицер. — У меня хорошее предчувствие.

— Тем не менее, это мой приказ. Берите и спрячьте у себя в надежном месте.

— Слушаюсь, господин гауптман.

Эберт спрятал кассету и письмо в нагрудный карман и вытянулся перед командиром батальона.

— Что вы вскочили, садитесь. Есть еще одна просьба. — Франц замялся.

— Говорите, командир, я все выполню.

— Спасибо, Карл. Это необычная просьба. Об этом никто не знает. Я доверяюсь впервые… Когда мы прорвемся, наш путь лежит через поселок Поляниновичи. Рядом с ним через ручей расположен другой поселок Заболотное. Там… там живет… моя жена, Карл, — тихо проронили губы Франца.

— Кто? — Эберт вновь вскочил и остолбенел.