Чужой для всех. Книга 1

— Не суетитесь, господин гауптман. Спокойнее. — Маска добродушия моментально слетела с лица Рэмека.. Взгляд стал холодным и официальным.— Командир корпуса вас примет. Я иду доложить о вас. Вы сами убедитесь, что я прав. Генерал Вейдлинг с утра был крайне раздражен и непредсказуем. Вы это увидите.

Постучавшись в дверь, Рэмек вошел в кабинет генерала.

Вейдлинг только что закончил разговор с командующим 9 армией Йозефом Харпе и был в состоянии прострации. Он держал телефонную трубку возле уха и остекленевшим взглядом смотрел вперед.

— Господин генерал, — тихо обратился Рэмек.

Генерал молчал, уставившись на дверь. Взгляд затуманен.

— Господин генерал! — повысил голос адъютант. — К вам с докладом капитан Ольбрихт.

— Что? Рэмек? — генерал постепенно стал приходить в себя и узнал адъютанта. — Вы гранаты приготовили, Рэмек?

— Какие гранаты?— оборвалось сердце Рэмека.

— Вы готовы идти на Т-34?

— Еще,...еще нет...., господин генерал. А что?... Уже надо? ... Так это была не шутка?

— Как! Еще нет? Я же вам дал команду!... ,— неожиданно Вейдлинг, глядя на Рэмека, взорваля смехом.

Вейдлинг, услышав, как промямлил адъютант, увидев, что тот задрожал как осиновый лист, не смог сдержаться от нахлынувшего на него приступа смеха. Он смеялся до слез. Смеялся громко, держась за живот. Так генерал давно не смеялся.

От громогласного хохота Ольбрихт также засмеялся. Хохот генерала прорвался за дверь кабинета. Беспокойство, возникшее в его груди после столкновения с адъютантом, стало исчезать. — Все будет хорошо, — подбодрил его внутренний голос, — все будет по плану.

Смех, был отдушиной для генерала после трудного психического напряжения. Возможно, реакцией на выпитый коньяк. Возможно и то и другое. Даже слезы потекли из глаз Вейдлинга.

— Обезьяна остается обезьяной, хоть одень ее в вельвет, — смеялся, сморкаясь, сплевывая и вытирая платком мокрые глаза генерал, глядя на Рэмека.

Смех генерала был настолько заразителен, что стал разбирать Рэмека, несмотря на его растерянно-подавленное состояние. Майор не выдержал, также хихикнул.

— Все, Рэмек. Все. Идите. Идите, Ганс, — наконец закончил смеяться, Вейдлинг и махнул рукой адъютанту, — не забудьте позвать капитана Ольбрихта.

Когда адъютант удалился, генерал живо приковылял к серванту. Глаза загорелись вожделенным блеском. Рука потянулась к коньяку. Немного выпил, растягивая удовольствие. Долька лимона превосходно сбалансировала вкус. — Вот теперь можно работать, — крякнул Вейдлинг, потирая руки. — Где мой, капитан?

В этот момент постучали в дверь.

Заходите, заходите, Франц,— радушно отозвался генерал, выйдя навстречу командиру 20-го танкового разведывательного батальона, 20-ой резервной танковой дивизии Вермахта капитану Францу Ольбрихту. Тепло, пожимая руку, комкор внимательно рассматривал Ольбрихта. Ему хватило тех секунд, глядя в строгие, серые глаза Франца, чтобы понять, как сильно возмужал младший товарищ по оружию, сын давнишнего приятеля, военного медика Вилли Ольбрихта. Это был уже не тот молодой лейтенант, которого он знал по 41 году. Это был сильный, волевой, мужественный офицер-командир, отдающий приказы и отвечающий за их выполнение. От генерала не ускользнуло и душевное состояние Франца. В умных, серых глазах офицера он увидел потаенное волнение и внутреннюю напряженность. Умудренный опытом общения с подчиненными за годы службы, Вейдлинг стал неплохим психологом.

— Мы давно с вами не виделись, Франц, — Вейдлинг покачал головой,— и в этом мы виноваты оба.

— Да, господин генерал, с осени 41 года. Прошло много времени.

— Замечу, Франц, военного времени. Но, как говорят русские, лучше поздно, чем никогда. Я очень рад этой встречи.

— Моя радость также искренне, господин генерал, — Франц учтиво наклонил голову.

— Вижу. Вижу. Глаза искрятся. Что мы стоим? Присядем, — генерал мягко подвел Франца к креслу, усадил. Сам присел на диван.

— Ты возмужал, сынок! — Генерал перешел на "ты", подчеркнув, что беседа неофициальная. — Тебе идет общевойсковая форма офицера Вермахта.

— Мне она самому нравится. Я горжусь отличной униформой частей "Панцерваффе", но предпочитаю надевать ее вовремя боевых действий. А в этой я, чувствуя себя всегда превосходно. Без нее, я как тевтонский рыцарь без плаща.

— Похвально. Смотрю, ты стал настоящим офицером арийцем. Меня это очень радует. Я искренен в своих чувствах.

— Спасибо, господин генерал.

— С матерью, отцом переписываешься? Где они сейчас?

— Дома был в конце лета 43 после ранения. Мама по-прежнему беспокоится за меня. Говорит, что я изменился. Молится ежедневно за мое здоровье. Она вообще, стала набожной, как началась война с русскими. От папы получил письмо две недели назад. Сообщил, что его перевели в госпиталь, расположенный в Нойдаме, возле Франкфурта на Одере. Пишет, что много работы. Много раненых. Большая нагрузка. В основном везут из Украины, с южной группы. Много разговоров об открытии второго фронта.