Звонок Вейдлинга застал его после проведенного позднего завтрака в загородном доме, бывшем до войны санаторием красных офицеров под Бобруйском на берегу реки Березина. Съев пару яиц всмятку, и выпив чашку крепкого кофе с булочкой с маслом и джемом, он сидел в кресле, размышляя о предстоящей поездке в Берлин. Ему намекнули, что его вызывают с хорошими намерениями. Харпе в этот солнечный апрельский день мечтательно строил для себя самые радужные планы.
— С удовольствием, господин генерал, я приглашу вас на свой день рождения, — без энтузиазма ответил Вейдлинг. — Но это будет 2 ноября. Тогда же мы сбросимся и в преферанс.
Я звоню вам по другому поводу. Я стал плохо спать, Йозеф. И я знаю почему.
— Почему, Гельмут? Вы не здоровы? Все беспокоит нога?
— Нет, со здоровьем как раз, слава Богу, все в порядке. А нога? — Вейдлинг скривился, одно напоминание о ней были неприятны, она саднила и мешала в работе. Он сделал глоток коньяка, кашлянул и продолжил:
— Как русские говорят: " До венчания заживет", а драпать придется, так и здоровая нога не поможет.
— Я смотрю, Гельмут, у вас хорошо с чувством юмора. Так чем вы озабочены дружище?
— Мне не нравится наш южный сосед, Йозеф,— крайне раздражено признался тот. — Он хочет, чтобы мы таскали из огня для него жареные каштаны.
— Я понимаю вашу озабоченность, Гельмут, — Харпе посмотрел по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли кто его, и затем вновь заговорил: — Но вы знаете не хуже меня, что в Генеральном штабе доминирующей остается точка зрения, предполагающая нанесение русскими основного удара на фронте группы армий "Северная Украина".
— Это предательство, генерал! — резко парировал Вейдлинг и вскочил из-за стола, да так неаккуратно, что случайно рукой задел за коньячный бокал. — О, черт! — выругался командир корпуса, когда тот со звоном рассыпался, ударившись об пол.
Командующий армией молчал, в эту минуту он спокойно и с удовольствием сделал новую затяжку гаванской сигары.
— Мало того, что у меня отняли недавно 16 танковую дивизию для решения проблем "Черкасского котла",— вновь резко заговорил Вейдлинг,— так еще выводят единственную 35 мотодивизию. У меня в танковом корпусе нет ни одной бронированной боевой машины, кроме самоходных артиллерийских установок. Это возмутительно! Вы понимаете мою ситуацию, Иозеф? Замечу, это на участке обороны в 82 километра. Без наличия в должном количестве танковых резервов и тяжелой артиллерии танки генерала Батова разрежут меня по частям. Вы понимаете, что с нами будет? — Вейдлинг тяжело дышал в трубку.
— Не чертыхайтесь, Гельмут, и не кипятитесь! — Харпе одернул своего подчиненного и недовольно затушил сигару. Он пытался сдержать в себе нарастающий гнев и уже сожалел, что ему позвонил Вейдлинг. — Скоро я вылетаю с первым в Берлин. Там состоится серьезный разговор. Возможно, удастся переломить мнение в Генеральном штабе или, по крайней мере, выбить более серьезные резервы. Но вы сами знаете, генерал— фельдмаршал Модель крупная фигура. С ним нам тягаться будет трудно. Верховное командование считается с его мнением, тем более в ОКХ.
— Йозеф, но для нас это будет катастрофой! — уже закричал в трубку генерал Вейдлинг, забыв, что он разговаривает хоть и с бывшим другом, но командующим армией. В эту минуту худая и нескладная фигура генерала, будто мумия, застыла над столом. Воспаленные глаза, от частого применения алкоголя, налились кровью, тупо выражали фатальный испуг.
— Прекратите истерику, генерал!— резко перебил подчиненного командующий 9-ой армией. — Уповайте на бога и на доблестных солдат Фюрера. И мы победим! Жду вас послезавтра с докладом.
Генерал танковых войск Харпе сдержал психическую атаку бывшего друга. Устоял перед его эмоциональным натиском. Тем не мене панический испуг вкрался и в его падшую душу. По телу командующего пробежал неприятный холодок. Одутловатое, рыхлое лицо стало покрываться нервными аллергическими пятнами. Пальцы руки, которой он машинально продолжал растирать сигару, превращая ее в табачную труху, мелко дрожали. Командующий тотчас хотел закончить досадный разговор с Вейдлингом, но поднятая командиром корпуса тема задела за живое. Она беспокоила его даже в большей степени, чем подчиненного генерала. Ответственность перед Фюрером была иная.
Харпе прекрасно понимал сложившуюся стратегическую ситуацию в центре Восточного фронта. Глубоко эшелонированной обороны здесь выстроить не удалось. В заболоченных местах было создано только очаговое сопротивление. Нужные резервы в тылу отсутствовали. Укомплектованность дивизий численным составом и вооружением была далеко не полной. Солдаты были измотаны и морально подавлены. На всю армию из танковых частей у него был только 21 танковый батальон, 20 танковой резервной дивизии. Это капля в море.
В случае массированного удара русских по его оборонительным рубежам?.... Особенно танковыми соединениями?...
Нет.... Харпе не хотел задавать себе таких вопросов. Слишком очевидны были ответы.