Чужой для всех. Книга 3

— Иоганн, подожди, — с тоской в голосе остановил Шлинке Франц, — прежде чем я подпишусь под этой авантюрой, ты должен гарантировать безопасность моей семье. Вы даете мне такие гарантии?

— Что? — брови русского контрразведчика взметнулись вверх. Он впервые услышал свое немецкое имя от Франца, кроме того, мысленно находился на другой волне. — А, гарантии… Останемся в живых, тогда и поговорим о гарантиях.

— Нет! Я должен услышать их сейчас.

— Хорошо. Отвечаю. Мы гарантируем со своей стороны жизнь вашей семье, но ее надо вывезти из Берлина в тихое безопасное место. Побеспокойся об этом сам.

— Я сделаю это, Иоганн. Меня также беспокоит жизнь Веры и дочери, которые находятся в Москве. Ответьте, что будет с ними в России? Вы можете гарантировать им нормальные условия жизни? И вообще, я хочу увидеть Веру перед операцией. Я иду на смерть. Это мое твердое решение.

— Ах ты наш двоеженец! — воскликнул с сарказмом Константин. — Зацепила тебя Верка, зацепила, постоянно думаешь о ней. Хороша девка, да?

Франц побледнел. Руки сжались в кулаки.

— Молчать! — рявкнул он и, сбивая стул, бросился на Константина. Но тут же жилистые руки Михаила обхватили его сзади, да так, что затрещали кости. Франц дернулся, остановился, обмяк. На шум в приоткрытую дверь втиснулась огромная голова фельдфебеля.

— Помощь нужна? — пробасил сибиряк, но отпрянул назад, увидев поднятый кулак Шлинке.

— Тише, тише, Франц! Не ерепенься! Это шутка, — выдавил сквозь зубы Михаил, ослабляя захват.

— Да отпустите меня, — прохрипел немец, вырываясь из объятий Михаила. Отскочил к стене, взгляд неприязненный, кулаки сжатые.

— Все, все, все. Спокойнее, Франц. Сдаюсь. Это шутка, — Константин поднял руки вверх. В глазах горят искорки. Улыбается. — Тебе больше не наливаем. Ты, как выпьешь, бешеный становишься. Шуток не понимаешь.

— Это не шутка, это насмешка, — выпалил Франц. — Ты насмехаешься надо мной, над моими чувствами, над Верой. Кроме того, я не услышал гарантий в отношении Веры.

— Франц! Остынь! Это была шутка, — успокаивал Константин. — Шутка, понимаешь?..

Ольбрихт молчал, обдумывал ситуацию.

Офицер Смерша подошел к немцу, дотронулся до плеча:

— Извини, друг, не хотел обидеть. Гарантии будут. Мы умеем держать слово. Мы умеем предвидеть и опережать события не хуже тебя, — в голосе русского офицера твердость, спокойствие. — Наши гарантии предъявит капитан Клебер. Ганс, — Константин махнул головой, — отведи господина Ольбрихта в его номер. Пусть воочию убедится в правдивости моих слов. От увиденного, думаю, его желания сойдут с ума от появившихся возможностей…

Глава 15 Январь 1945 год. Гостиница «Папа Карло». Берлин

Франц проснулся от яркого света. Сквозь веки чувствовался направленный, бьющий в лицо свет. «Что бы это значило?» — скользнула мысль. Глаза открывать не хотелось. Разбитость и легкое недомогание мешали сосредоточиться, прижимали к постели, укутывали в одеяло. Языком пробежался по опухшим пересохшим губам, скривился: «Фу!..» — водочный привкус неприятно ощущался во рту. Сколько же он выпил?.. Воспоминание отдалось болью в голове. «Черт! Этого мне еще не хватало. И все же, что светит так безжалостно в лицо?» Веки дрогнули. Глаза открылись с трудом. Слепили январские лучи. Они пробивались через окно, прикрытое неплотно шторами, и отражались от зеркала.

«Вот что меня разбудило! Или не только это?» Франц нехотя приподнялся, прижался к холодной никелированной спинке. Ленивым взором, тяжело вздыхая, оглядел просторный гостиничный номер. Трюмо, платяной инкрустированный шкаф, диванчик с приставным столиком, копия картины Рубенса «Венера и Адонис», ваза с фруктами, недопитая бутылка шампанского — вот и все атрибуты комнаты. «Стоп!.. — за стеной слышалось глухое журчание воды. Кто-то принимал душ. — Боже мой! Болван! Пропитые мозги!.. Вера! Верошка! Моя принцесса Хэдвиг!.. Прости, прости…»

Франц вскочил с постели, схватился за голову, осуждающе закричал двойнику: «Спасибо, Клаус, удружил! Твоя заслуга… Это же „Вдова Клико. Брют“! Давай еще по бокалу. Кретин! Ты мое состояние помнишь?.. Молчишь, свинья. Я тоже не помню… Говоришь, кто знал? Догадываться надо! Все, переселенец, прощай. Вера идет…»

Немец зыркнул по сторонам, ища нательное белье, но тут же рухнул седалищем на кровать, прикрывая наготу простыней. Сердце забилось в торжественном испуге. Слышалось легкое шлепанье босых ног.

Дверь скрипнула, отворилась. На пороге стояла Вера в неглиже. Стройное тело прикрывалось короткой ночной сорочкой из тончайшего воздушного батиста. Чуть увлажненная ткань обволакивала и подчеркивала округлые бедра, молодую грудь. Набухшие соски просматривались и волновали, одновременно вызывали восхищение. Пшеничные волосы, расчесанные, но не до конца высохшие, тонкими прядями опускались на открытые плечи. Огромные, немного смущенные, проникновенные глаза светились лазурным блеском.

— Доброе утро, милый. Проснулся? — произнесла Вера ласково. В руках девушка держала поднос с графином, наполненным мутной жидкостью.