Чужой Дозор

Впрочем, значительно ухудшившееся физическое состояние было не самым страшным бичом, настигшим Эрнесто. Случались моменты, когда его глаза застилал багровый туман, а сознание – беспричинная ярость; неудержимо хотелось рвать, бить и крушить все подряд, и контролировать эти вспышки бешенства удавалось с огромным трудом. Однажды он едва не набросился с кулаками на флегматичного водителя грузовика, который подвозил его до ближайшего городка; в другой раз испытал страстное желание голыми руками растерзать стоявшую в одиночестве на автобусной остановке пожилую женщину.

Эта необъяснимая жажда насилия пугала Эрнесто больше всего остального. Что, если однажды его сознание не выдержит постоянного напряжения, и он просто отключится, а придя в себя, обнаружит рядом мертвое тело? Что вообще с ним происходит и чем, в конце концов, могут быть спровоцированы все эти кровожадные порывы?

Будучи без пяти минут дипломированным врачом, Эрнесто раз за разом перебирал в памяти полученные в университете знания, пытаясь определить, что за диковинная хворь его одолела, но странные симптомы не подходили под описание ни одной известной ему болезни.

К тому времени, когда он добрался до родной Кордовы, Эрнесто был окончательно истощен – так, словно много дней страдал от голода и обезвоживания… а также от серьезного психического расстройства.

При виде бледного и измученного Эрнесто донна Селия всплеснула руками, уложила своего первенца в кровать и, как в детстве, принялась за ним самоотверженно ухаживать. Чтобы хоть немного унять сотрясающую сына дрожь, она укутала его ворохом теплых одеял и принялась поить горячими куриными бульонами и всяческими укрепляющими настойками и сиропами. Однако сложно подобрать правильное лечение, если не знаешь, от какой именно болезни лечишь. Как ранее и сам Эрнесто, ни донна Селия, ни вызванные со всей округи местные врачи не имели ни малейшего представления о том, что это за недуг.

Дни проходили за днями, а лучше Эрнесто не становилось. Скорее, наоборот, его состояние постепенно ухудшалось. Он несколько раз ловил себя на том, что вставал посредине ночи и в одиночестве бродил по темному дому, замирая у дверей, за которыми спали его младшие братья и сестры, – и боролся с мучительным желанием ворваться внутрь, схватить спящего и одним движением разорвать своей жертве горло – так, чтобы на руки густым потоком потекла горячая кровь…

Эрнесто сам попросил мать позвать к ним бабушку Паолу. В детстве именно ее таинственные заговоры и травяные отвары помогли ему справиться с недугом там, где оказались бессильны прописанные врачом лекарства; он надеялся, что и сейчас она сможет ему помочь. В противном случае Эрнесто всерьез рассматривал вариант отправиться с большим камнем на шее исследовать илистое дно местной реки; в его глазах это была единственная возможность оградить свою семью от опасности, которую он теперь для них представлял.

– Абуэла, – слабо улыбнулся Эрнесто, когда сухонькая старушка вошла в его спальню с пучком горящих трав в руке, и ощутил знакомое с детства чувство облегчения: бабушка здесь, а значит, совсем скоро ему станет легче.

Однако вместо того, чтобы, как раньше, тут же обнять и пожалеть внука, бабушка Паола застыла в дверях и смотрела на Эрнесто с откровенным ужасом. Ее сухие пальцы разжались, и тлеющие травы посыпались на пол.

– Великие ориши! – прошептала она, трясущейся рукой вытащив из-под рубашки связку висящих на шее амулетов. Не отрывая взгляда от Эрнесто, на ощупь выбрала один, поднесла к губам и поцеловала. – Огун, Шанго и Орунмила, храните нас! Как такое могло произойти? – неверяще воскликнула она. – Кто сделал это с тобой, Тэтэ?

– Сделал что, абуэла? – потянулся к ней с постели Эрнесто, но, обессиленный, упал обратно на смятые простыни. – Что со мной случилось? – со всевозрастающим страхом прошептал он.

Бабушка медленно подошла к кровати и настороженно посмотрела на Эрнесто, словно разглядывая и оценивая нечто, видимое лишь ей одной. Нерешительно провела сухими пальцами по его впалой, заросшей густой черной щетиной щеке, дотронулась до спутанных, слипшихся от пота волос на макушке и сначала нерешительно, а потом все более и более уверенно стала гладить по голове, как делала всегда, когда он еще был маленьким, испуганным мальчиком.

– Ах, что же тобой случилось, Тэтэ… – уже не спросила, а сокрушенно вздохнула она и обреченно покачала головой.

И Эрнесто, взрослый двадцатичетырехлетний мужчина, объехавший весь Южноамериканский континент, побывавший в шкуре и странствующего врача, и молодого повесы, задорно смеявшийся с высоты баррикад мятежной Боготы прямо в черные дула винтовок, а затем назло тюремщикам во все горло распевающий революционные песни, со стыдом понял, что его глаза застилают совершенно непривычные, беспомощные слезы.

– Я не знаю, – прошептал он.