Чужой очаг (СИ)

Месье то ли не знал английского, то ли принципиально не желал говорить на чужом для него языке, но все общение проходило через Люциуса, который время от времени говорил короткие фразы в ответ на монологи мастера. Как я понял, обслуживать нас взялся непосредственно сам владелец лавки. Мне предлагали разнообразнейшие палочки одну за одной. Боярышник и клен, терновник и липа, черный орешник и рябина – ни одна из них не вызвала во мне ни малейшего отклика. В отличие от Олливандера, мастер Фабиан Лефёвр не боялся экспериментировать, используя в качестве сердцевины самые необычные составляющие. Встречалась даже кожа василиска, на которую я, честно говоря, возлагал большие надежды. Но лиственница и кожа василилиска также, как и все предыдущие, оказалась не моей палочкой.

Промучившись с нами больше полудня, мастер сдался и с сожалением развел руками: извините, больше помочь ничем не могу.

Люциус очень расстроился, это было слышно даже по голосу, когда мы прощались с месье Лефёвром, а во мне крепла уверенность, что в плане волшебных палочек остался единственный вариант, и как раз тот, который вызывал не только отвращение, но еще и изрядные опасения. Я криво улыбнулся своим мыслям и наткнулся на внимательный взгляд мужа.

– Все в порядке, – заверения вышли неубедительными.

– Держись, я активирую портключ, – вместо ответа сказал он и добавил уже в гостиной Блэк-хауса: – попробую разузнать про других изготовителей, но они будут явно хуже француза.

– Не стоит, – вздохнул я, представляя, каково это будет – пользоваться палочкой, которая пролежала столько лет рядом с покойником.

– Гарри, немедленно идем в спальню, – внимательный муж заметил, как меня передернуло. Как было бы здорово, чтобы хороший супружеский секс решил все проблемы, но у Гарри Поттера проблемы решаются всегда только через одно место. И тут меня разобрал истерический смех, м-да, кажется, Люциус абсолютно прав – до полной стабилизации состояния мне еще очень далеко.

Супружеский секс, когда оба партнера осознают происходящее, дело весьма приятное. Особенно когда твой муж столь пылкий любовник. Признаться, я не ожидал от Люциуса такой страсти и самоотдачи и настолько наслаждался ласками и отдавался процессу, что временами терял связь с действительностью от удовольствия и эйфории. Было странно ощущать не только физический, но и магический контакт: моя магия, мое нечто, что теперь составляло единое целое, ластилось к Люциусу, иногда я даже видел, как некая полупрозрачная тень тянется от меня к нему, льнет, окутывает с ног до головы, заставляя мужа запрокидывать голову и хрипло стонать от наслаждения.

Ни вылезать из постели, ни тем более идти в душ категорически не хотелось. Люциус немного поворчал по этому поводу, тем не менее сам не совершая никаких попыток пошевелиться, и все-таки в результате применил очищающие чары к нам обоим.

– Спасибо, – пробормотал я, закрывая глаза и понимая, что вырубаюсь – бессонная ночь давала о себе знать. Рядом вытянулся Люциус и, кажется, тоже собрался спать.

Мне редко снятся сны. Вернее сказать, они мне снились в те годы, когда шло противостояние с Волдемортом, и вспоминать ни о навеянных им кошмарах, ни о том, что происходило наяву – а я видел это благодаря нашей с ним связи - желания не было. Потому что та явь ничем не отличалась от кошмаров. Потом долгие годы я по ночам не видел ничего, и кто бы знал, как это меня радовало.

Сегодня же мне совершенно точно что-то снилось. Было немного странно сознавать, что это сон, слышать чей-то тихий смех, чувствовать лёгкий аромат цветочного луга, и вот я уже сам бегу по зеленой траве за хохочущей Гермионой…

Теплые солнечные лучи касаются лица, и кажется, я упал во влажную траву, потому что под щекой становится мокро. Невесть откуда взявшийся пони проскакал по мне всеми четырьмя копытами – больно!

– Уй! – взвыл я и открыл глаза.

– Гарри! Щеночки! – закричал Сэмми, увидев, что я открыл глаза. Рядом резко сел Люциус, прижимая к груди угол одеяла, и с недоумением заоглядывался. Он протянул руку и отнял от моего лица коричневый комок, который усиленно мусолил щеку.

– Что это? – чуть не по слогам произнес Люциус, вытягивая руку с нарушителем спокойствия.

– Щенок! – захлебываясь от восторга, ответил Сэмми.

– Я вижу, но что он делает в нашей постели?

– По-моему, писает, – ответил я философски, глядя на то, как из щенка потекла тонкая струйка. – Сэмми, детка, откуда столько счастья привалило? – поинтересовался я, садясь и обнаруживая, что писающий щенок был не единственным. Еще штук пять его собратьев копошились в складках одеяла.

– Коробка, – радостно сообщил племянник, – возле камина.

Я огляделся – действительно, посреди спальни у нас стояла коробка из-под какой-то маггловской бытовой техники. Не слишком большая, как раз такая, чтобы там поместились шесть некрупных щенков. Рядом на полу валялся исписанный листок. Оставалось надеяться, что это было письмо с объяснениями. Хотя я мог бы поспорить на годовое жалованье министра: здесь без Гермионы Грейнджер не обошлось.