Чужой, родной, любимый

Баба Катя стала ангелом-хранителем мне и моему еще не рожденному малышу. Она наотрез отказалась пользоваться моими деньгами и устроилась санитаркой в клинику, где я наблюдалась по беременности. В свободные вечера вязала малышу приданое и шила распашонки. Развлекала меня историями из времен молодости и всячески настраивала на позитивный лад. Не знаю, что бы я делала, если осталась одна. Наверняка сдалась под напором тревожных мыслей.

В один из таких вечеров, сидя в плетеном кресле на крыльце дома и глядя на закатное небо, она призналась:

— Как хорошо, что Бог послал мне вас на старости лет… Все же есть в этом мире справедливость, хоть и какая-то странная. Кто бы мог подумать, что потеряв все, я получу шанс на новую жизнь.

— Действительно, странная справедливость, — я не могла не согласиться. — Мне удалось добиться в жизни того, чего желала: выучиться, найти престижную работу и удачно выйти замуж. Якобы удачно. Я и представить не могла, что осуществление желаний превратит мое существование в ад. И только тогда, когда решилась на рискованный поступок, получила то, чего я действительно желала. Любимого человека — пусть не навсегда, но все же. И малыша, трепетно любимого, хоть еще и не рожденного.

Я положила ладонь на живот и улыбнулась, почувствовав легкий толчок.

— Пинается! — восхитилась как в первый раз.

— Активненький, это хорошо, — умилилась баба Катя. — Вот погоди, родится, задаст нам с тобой жару. Тут будет не до вечерних посиделок и разговоров.

Восемь месяцев пролетели так быстро. Да и беременность протекала на удивление легко. Даже врачи в клинике удивлялись, что в моем возрасте выносить первенца оказалось так просто. Мне пророчили легкие роды и здорового малыша. Предлагали подыскивать имя.

Но я пока не думала об этом. Вопреки желанию бабы Кати, попросила врачей не называть пол ребенка. Для меня он был просто малышом — долгожданным и любимым. Я не называла его по имени и даже не знала, кто его отец. Хотя, надо признаться, втайне мечтала, чтобы им все же оказался Дэн…

— Пойду, плед принесу, — забеспокоилась баба Катя. — Хоть и поздняя весна, вечера еще холодные…

Она вошла в дом, тихо скрипнула дверью. Стало совершенно тихо — настолько, что отчетливо слышался стрекот сверчка, притаившегося между оконными рамами. Ошеломляюще-сладко пахли горные пионы, растущие в палисаднике. Вдали шумело море, осыпая причал солеными брызгами.

Все, как я мечтала. Почти все…

Прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Почувствовала себя упоительно свободной, счастливой, независящей от чужого мнения.

Со стороны дороги послышался шум подъезжающей машины. Вчерашний дождь размыл грунт и, кажется, авто застряло. Теперь рычало двигателем и рассыпало вокруг себя комья грязи.

Что вообще кому-то понадобилось в этом уединенном уголке? Приехали в гости к бывшим владельцам дома? Или?..

Незваный гость оставил попытки выбраться из грязи и, не боясь запачкать светлые брюки, направился к дому. В его уверенной походке читалось нетерпение. Разворот плеч, небрежный жест, которым поправил куртку — все это показалось мне знакомым.

Быть того не может!

Я неторопливо поднялась и бочком двинулась к входной двери. Проскользну незаметно, закрою плотно дверь. Попрошу бабу Катю сказать, что живет одна. Авось, по голосу он ее не узнает. В крайнем случае — вызову полицию. Не станет же он дверь ломать, в самом деле?..

Ноги словно вросли в землю. Дыхание участилось, сердце подпрыгивало до самого горла. Болезненный спазм прокатил по животу: точно обручем железным опоясало.

Схватило — и тут же отпустило. Но этого оказалось достаточно.

По ногам потекла теплая жидкость. Я вздрогнула и подумала: неужели такая трусиха, что стала страдать недержанием.

После второго спазма поняла — дело в другом. От потрясения отошли воды и начались схватки. Я рожаю, прямо здесь, на крыльце своего дома. На глазах у мужчины, которого поклялась никогда больше не впускать в свою жизнь.

Опустилась на корточки и всхлипнула. Обхватила живот руками, защищая от всего внешнего мира. Еще рано, еще не время…

Но малыш имел свое мнение на этот счет. Весь в отца! Решил сделать по-своему и ничто его не остановит.

— Стасечка, что с тобой?.. — Макс застыл у подножия крыльца и неверяще распахнул глаза.

К чему спрашивать, если все очевидно? Мой живот, торчащий колом под шерстяной накидкой, просто невозможно не заметить. Как и испуганное, болезненное выражение лица.

— Не приближайся! — прокричала я. — Оставь меня, наконец, в покое!..

— Ты…ты… — Макс потерял дар речи. — Что же не сказала…

Он сделал шаг вперед. Я предупреждающе выставила руку и вновь потребовала:

— Уезжай! Пожалуйста-а-а… Можешь судиться со мной, требовать компенсации морального вреда… Да все что угодно! Только не сейчас, ладно?..

Новая порция боли заставила ненадолго замолчать. Надо же, баба Катя говорила, что сила схваток нарастает постепенно. У меня же особенный малыш — ему нужно все и сразу.

Судорожно хватая ртом воздух, я попыталась подняться. Не хотела, чтобы Макс видел такой — испуганной, дрожащей, чуть ли не стоящей на коленях.