Чужой среди своих 2

Элитаздесь не отделена от народа спинами охраны и бронированными стёклами, и вроде как, это должно демонстрировать единство партийной верхушки с пролетариатом. Но при наличии спецраспределителей и прочих ништяков с приставкой «спец» (включая спеццены для спецлюдей), отделяющих элиту от простых смертных, это именно «вроде как».

Представители элиты если и встречаются с народом, то как правило, с заботливо отобранным.

Разумеется, это не позорнейший театр плохих актёров в погонах, как в моём времени, но партийные Вожди живут в центре столицы, и если вдруг их посещает странное желание «пойти в народ», то дальше ГУМа, ЦУМа и полутора дюжин близ расположенных магазинов, затоваренных, по меркам Страны Советов, вполне неплохо, они не ходят.

А народ там, конечно, попадается разный, но, за редким исключением, прошедший через многочисленные (и часто негласные) проверки. Не прошедших под разными предлогами отселяют — кого на окраины столицы, а кого и на сто первый километр.

Если и критикуют что-то москвичи, встретив вышедшего «в народ» товарища, облечённого Высоким Доверием Партии, то, как правило, на уровне нехватки колбасы в отдельно взятом магазине, или плохо работающего общественного транспорта на конкретном маршруте. Сигнализируют, так сказать…

Ценят москвичи своё привилегированное положение, ох как ценят! Да и как не ценить, если «колбасные десанты» из соседних областей — притча во языцех, источник постоянных насмешек и анекдотов. А вот они, москвичи, избранные…

… и разумеется, речь не о колбасе, а вы что подумали?! Большой и Малый театр, музеи, насыщенная культурная жизнь…

А диссиденты… а что диссиденты? Есть, конечно, куда без них…

Здесь, в Москве, они на виду, и винтят их сравнительно аккуратно — потому как есть та самая «общественность» в достаточных количествах, иностранные журналисты и дипломаты, которые в некоторых, очень отдельных случаях, могут «выразить обеспокоенность». Эта самая «обеспокоенность» и «общественность» нисколько не мешают задерживать диссидентов, но задержаниям стараются придать хотя бы видимость законности, ну и, говорят, бывают случаи, когда задержанные отделываются лёгким испугом и беседой…

… ну и подпиской, куда ж без неё!

В провинции же с ними в принципе не церемонятся. Спектр инструментов в борьбе с инакомыслящими достаточно широк, но в первую очередь это «дурка[30]» и фальсификация уголовных дел[31]…

… и с тех пор если и изменилось что-то в родном Отечестве, то разве что, отчасти, инструментарий, но никак не принципы работы!

— Да что за чёртовщина… — негромко ругнулся я, ускоряя шаги и сворачивая во дворы.

Все эти рассуждения… Вот какого дьявола они так не вовремя лезут в голову?! Понятно, что нужно проводить анализ ситуации, в которой я теперь живу, но почему, когда я дома, в голове у меня мысли о девчонках, спорте, будущих одноклассниках… вскочившем на носу прыще, в конце концов.

Словом, обо всех тех вещах, что и должны волновать нормального подростка!

А на улице, стоит мне увидеть ЗИЛ или Ответственного Товарища, меня триггерит на политику! Как рубильник в мозгах переключается!

Чёрт бы с ними со всеми… в нормальной стране — плюнуть и забыть! Ну, такая вот особенность, ничего страшного… бывает.

Но боюсь, у меня в такие минуты и выражение лица делается… неправильным. Не советским.

Опять таки — не слишком большая проблема, потому что подросткам, по умолчанию, положен широкий спектр эмоций, и среди них, разумеется, скепсис, раздражительность и всё то, через что проходит обычный подросток в период взросления.

В обычной школе, в обычном московском дворе — мелочь, не стоящая внимания! Ну, лицо какое-то не такое… кто особо всматриваться будет?

Но вот здесь, в центре, где партийных товарищей, чекистов, дипломатов и прочих полубогов едва ли не больше, чем простых смертных, внимания ко мне будет несколько больше, чем мне хотелось бы. Многим, чёрт бы их побрал, наблюдательность по должности положена…

А я, чёрт подери, и без того фигура достаточно заметная! Все эти десятки, сотни, тысячи мелочей, отличающих меня от местных… Попаданец — как диагноз!

«А с учётом моего диагноза…» — мелькнуло опасливое, и мысли заскакали в черепной коробке, подстёгиваясь гормонами подросткового тела, доскакавшись до того, что я всерьёз начал прикидывать, как именно буду кончать жизнь самоубийством, если меня вдруг поместят в сумасшедший дом…

«Мама документы забрала из больницы, — горячечно думаю я, — но если заинтересуются, начнут копать, это на раз вскроется!»

Свернув во дворы, я начал потихонечку остывать, размышляя уже не о дурке и методах самоубийства, а о том, как бы мне получше мимикрировать под окружающую действительность. Идей много… но насколько они осуществимы, будем посмотреть!

— Да мать твою… — из подъезда вылетел мясистый приземистый парень из тех, о которых говорят, что их проще перепрыгнуть, чем обойти, на ходу накидывая на плечи пиджак и глядя куда-то наверх, в окна покинутого дома, — Машка, сука! Ещё раз…

Пробегая мимо меня, он споткнулся, и я придержал парня за локоть, не дав упасть.