Чужой среди своих 2 (СИ)

— Спасибо, Антонина Львовна! — кричу ей, откладывая в сторону тетрадь, и (несколько драгоценных секунд!) закладывая всё ж таки страницу промокашкой и запирая письмо в ящике письменного стола. Не то чтобы у соседей есть такие привычки, но…

— Я побежал! — сообщаю даме, — Маме скажете, когда придёт, что сегодня задержусь, скорее всего! Всё! Спасибо!

Её «Да не за что» в спину скорее угадывается, поскольку я уже сбегаю по лестнице вниз и вылетаю на улицу. Погода — супер! Ещё не совсем весна в настоящем понимании этого слова, но уже по-особому пахнет воздух, девушки чаще улыбаются, да и одежда ещё, пусть не у всех, но — весенняя!

— Привет, красавицы! — бросаю на бегу соседке Маше, гуляющей за ручку с маленькой дочкой Леночкой, — И пока!

— Пока-пока! — машет мне рукой вслед малявка, недавно выучившая это слово и использующая его с большим удовольствием. Чуть обернувшись, машу ей рукой, и, ускоряя шаги, скрываюсь за углом.

— Два… нет, три с повидлом, пожалуйста! — прошу дебелую весёлую тётку, высыпая из кармана медь. На ходу вгрызаясь в пирожок, почти бегу к метро, подъедая последний аккурат перед турникетом.

Бросив монетку, просачиваюсь, и, обтирая чуть запачкавшиеся руки носовым платком, в последний момент заскакиваю в закрывающийся вагон метро. Время рабочее, поэтому вагон полупустой и при желании можно сесть — что я, к слову, никогда не делаю!

Чёрт его знает, откуда это у меня, но сидеть в метро, если в вагоне стоит не то что старушка или беременная женщина, а хотя бы дама за сорок, мне крайне неуютно! Проще, собственно, вообще не садится…

В раздевалке я один из первых — предпочитаю, по возможности, приходить пораньше. Отчасти потому, что не люблю опаздывать, а отчасти — потому, что разминка, которую дают перед танцами, мне совершенно недостаточна, или вернее будет сказать — она не вполне под меня «заточена».

Предпочитаю разминаться самостоятельно — что называется, «на своей волне», а потом уже можно и вместе со всеми. А с недавних пор, по договорённости с хореографом, убедившимся, что разминка у меня вполне серьёзная, и я не отлыниваю, пока все разминаются, отрабатываю какие-то движения, в основном базовые.

— Здорово, Даян! — гыкнув, негромко поприветствовал меня один из танцоров, сунув потную ладонь.

— Здоров, Дим… — руку не отпускаю, — заканчивай уже, ладно? Уже не смешно.

— Понял, понял… — закивал тот, засмущавшись внезапно, — и парням скажу!

Киваю молча — дескать, оценил, и выхожу в зал. Шуточка по части Моше Даяна…

… в общем, я изначально не совсем верно её оценил. И саму шутку, и главное — последствия. Полагаю, что я и сейчас не в полной мере понимаю, чем и как это может аукнуться.

В нашей школе, весьма и весьма либеральной по заскорузлым меркам СССР, учится достаточно много евреев, и подозреваю, в педагогическом коллективе их тоже хватает. Отсюда — лёгкая фронда, сугубо для внутреннего использования.

Фронда, разумеется, не только и даже не столько еврейская, но — в том числе.

Учительница, вызвавшая к доске «Даяна» в обычной школе рисковала как минимум выговором. А здесь, в нашей школе, подобные обмолвки нечасто, но случаются. Очень нечасто, и полагаю, не в каждом классе, но — бывает!

Учителя тоже люди, и им хочется иногда выразить своё отношение к происходящему. Хоть как-то! Особенно если ты сама — по маме…

Советская пресса изрядно демонизирует Израиль, рисуя всё происходящее там самыми чёрными красками. Это ещё не гитлеровская Германия, но почти что её сателлит — если верить советской прессе, разумеется.

А не верить нельзя, по крайней мере — слишком громко и часто. Потому что неверие могут назвать «недостаточной адаптацией к социальной среде», и это — вполне официальный повод для постановки «диссидентского» диагноза «вялотекущая шизофрения».

Ясир Арафат же, согласно советской прессе, с его террористами из ООП[65] — лучший друг СССР, борец за свободу и счастье не только всех трудящихся арабов, но и кажется, что ещё чуть — и всего человечества, и сомневаться в этом может только сумасшедший!

Ну а арабы — это такие чуть отсталые, но несомненно прогрессивные «младшие братья», которые хотя ни много, ни мало, а построения СССР, но чуть-чуть другого… более национально ориентированного, что ли… С Кораном, Шариатом и казнями неверных, я так понимаю.

В общем, сложно всё с моим прозвищем, и особенно — с тем, что я изначально неправильно на него отреагировал. Скажем, тот милицейский лейтенант, называя меня так, явно желал оскорбить, и пожалуйся я (хоть сам, хоть через родителей или Комитет Комсомола), ему бы влепили как минимум выговор. Быть может, не с записью в личном деле, но начальственного мата было бы много.

А вот в школе или отчасти в «Локтевке» среди старшаков, чуть иначе… Но это как обычно, от контекста зависит, и от того, кто его произносит, и как.