— Ну да… похоже, — соглашаюсь с ним и делаю затяжку, привалившись спиной к фургону.
— А с чего эт? — интересуется водила, — День рождения у родительницы?
— Да нет… — отмахиваюсь с досадой, — другое! Комнатушка у нас маленькая, а мебели хорошей днём с огнём не найдёшь, да и куда её ставить⁈
Разговор на некоторое время сместился в сторону мебельной промышленности, уничтоженных Хрущёвым артелей и почему-то — денежной реформе, чтоб её авторам, сукам, до самой смерти икалось!
— Так что с мебелью-то? — вернулись к теме мужики, наругавшись всласть.
— А… да придумали с отцом, как из говна и палок эрзац нормальной мебели сделать, вот и понабежали курицы! Повод!
— Бабы, — понимающе поддакнул один из товароведов, принимающий товар, — известное дело!
— А что там… — начал было угостивший меня папироской водитель, и сердце у меня забухало…
Это одно из уязвимых мест нашего плана, и не дай бог, они сейчас напросятся в квартиру! В теории, нашествие стада грузчиков, водителей и продавцов — в плюс, поскольку может надёжно похерить вопросы с долларами…
… но это в теории!
Но если пустить всё это стадо… то как потом не пустить продавщиц из ГУМа? А им же интересно… и главное, рядом ведь! В обеденный перерыв сбегать можно, и не откажешь! Не принято здесь такое.
А запусти их… и всё по новой! Даже если не будут больше ничего подбрасывать (что не факт!), это ж несколько недель паломничества, и не знаю, как столь длительный стресс способны перенести родители, но лично у меня, кажется, будет новый припадок!
— Сейчас бы коньячку грамм пятьдесят, — произношу мечтательно, будто не услышав вопроса, — нервы подлечить…
Послышались хохотки и рассуждения о том, чем лучше лечить нервы.
— … в морду кому-нибудь сунуть на танцах, вот и все нервы проходят! — хохочет один из мужиков, — Сперва ты, потом тебе…
— А потом просыпаешься в милиции, — язвительно добавил другой, — и пятнадцать суток метёшь улицы!
— А давай сразу, малой! — захохотал Василич, — В морду сувать, эт не дело, а за работой у нас дело не станет! Хорошо нервы лечит! Так, мужики?
— А-га-га! — неожиданно басовито захохотал тщедушный, можно даже сказать, плюгавый мужичок из слесарей, обслуживающих ГУМ, — Метлу не обещаю, а работы у нас валом, и могу даже… га-га-га… не наливать! По малолетству!
— А и в самом деле, Мишаня! — подмигнул мне продавец, — Давай, а? Там на складу прибрать надо, а? И нам хорошо, и тебе, а то в самом деле, пойдёшь сперва морды искать, а потом — родители тебя в милиции!
Сделав вид, что думаю, кусаю губы, и наконец, решительно киваю, тут же срываясь с места.
— Сейчас! — кричу уже от подъезда, — Переоденусь и прибегу!
Заскочив домой, закрываю за собой дверь и медленно сползаю.
— Ну? — не выдерживает мама.
— Угу… — нахожу в себе силы ответить, и, быстро переодевшись, на подгибающихся ногах беру спецовку, перехлёстывая её через плечо так, чтобы выглядело как можно естественнее.
— Давай… — едва заметно шепчет мама, подталкивая меня к двери, и я иду, и кажется почему-то, что на плече у меня не куртка, а тикающая бомба, отсчитывающая немногие оставшиеся минуты.
Вот сейчас, сейчас… но никто не спешит меня арестовывать и останавливать. Не подъезжают к переулку милицейские машины, включив сирены и проблесковые маячки. Шаг, ещё шаг… и пройдя на дебаркадер, сбрасываю куртку в коридоре, едва пройдя несколько метров.
Сердце ломает рёбра в груди, но никто не спешит подходить ко мне или окликать, требуя убрать куртку со стоящих штабелем винных ящиков. Она свисает низко, криво, касаясь рукавом грязного пола, и мимо, как ты ни крути, не пройдёшь!
Один из грузчиков, скользнув мимо, зашарил в ящиках.
— Наш про́цент, — подмигнув мне, сообщил мужичок, достав бутылку с треснувшим горлышком, — видал? Законно всё!
Хмыканьем подтверждаю законность притязаний, не задавая глупых вопросов про распитие спиртных напитков на рабочем месте. Ну в самом деле, как это, быть при вине, и не пить⁈ Смешно же, правда⁈
— Да, — вспомнил мужик, оторвавшись от горла, — там тебя Василич спрашивал.
— Ага! — сорвавшись с места, бегу в указанном направлении, оставив куртку, краем глаза замечая, как к вину подтянулся очередной страждущий.
В работу я впрягся, как никогда, пытаясь взятым темпом заглушить страх.
— Эка шустрый парень! — хвалил меня толстая тётка, работающая по соседству, перебирающая что-то на полках. Она, в отличие от меня, не торопится, больше чеша язык с товарками и всеми, кто только проходит мимо.
— Хорошего помощника ты взял, Саня! — сообщает она спустившемуся в подвал дяде Саше, — Работяга!
— Мишка! Какого хера! — не слушая её, возмущается старшо́й, заводясь так, что багровеет лицо, — С утра был уже, так какого хера на ночь глядя припёрся? А завтра как? Варёный ходить будешь? Ты это мне прекращай!
— Да гости, дядь Саш! — останавливаюсь я, и снова, уже отработано по горлу, — Вот так вот! Зае…
Кошусь на тёток и не договариваю, хотя они, в общем-то, не будут шокированы русским обсценным от подростка.