Чужой своим не станет

Диверсанты действовали грамотно, спины не подставляли. Отстреливаясь, перебегали от одного дерева к другому. Вот только уйти им некуда, участок уже взяли в два плотных кольца. Тянуть до конца не стоило, такие звери последнюю пулю оставляют для себя, редко кто из них сдается живым.

Сухо и громко прозвучал одиночный выстрел, и Рыжков, отбросив пистолет далеко в сторону, повалился прямо на крупный валежник.

Гауптштурмфюрер Штольце продолжал отступать. Умело пригибаясь, он совершал короткие броски и все время отстреливался. Если прорвется в чащу, выковырнуть его оттуда будет непросто. Не исключено, что он хочет укрыться в запасном схроне, так же искусно упрятанном где-то рядом. Тогда шансы отыскать его и вовсе будут небольшими.

– Брать живым! – напоминал Романцев.

Солнце било в глаза, создавая неудобства для преследователей.

Вытащив из сумки второй пистолет, Тимофей сказал бойцу, стоявшему рядом:

– Посвети ему зеркалом в глаза, когда я стану подниматься.

Сжимая в руках по пистолету, капитан двинулся прямо на оторопевшего диверсанта. Стопор продолжался какую-то долю секунды, затем Штольце вскинул пистолет и попытался всадить пулю в надвигающегося Романцева. Тренированное тело капитана за мгновение до выстрела метнулось в сторону – сделав кувырок, он сократил расстояние на несколько метров; метнулся резко влево, создавая диверсанту неудобство для прицельного выстрела. Две выпущенные им пули прошли стороной.

Тимофей хорошо чувствовал под ногами землю, каждый ее бугорок, каждую выемку, которые были на его стороне, помогая, не давая споткнуться, уберегали от падения. А он продолжал дальше качать маятник.

Еще один нырок, на этот раз вправо, отрезая Штольце путь для отступления. Дважды капитан брал немца в прицел сразу из двух пистолетов, но в последний момент останавливался, понимая, что агент нужен живым. Это была самая настоящая игра со смертью. Пули свистели то справа, то слева от Романцева, а он всякий раз за мгновение до выстрела совершал очередной кульбит.

Тимофей провоцировал Штольце на частую стрельбу, и тот, не жалея патронов, стрелял по наседающему на него капитану. В какой-то момент Романцев услышал негромкий щелчок, какой бывает только при отстрелянном магазине. Тимофей переборол в себе искушение ранить врага под локоть и метнулся прямо на него. Сбросив пустой магазин, Штольце вогнал в рукоятку новый и навел пистолет на подскочившего Романцева.

На губах гауптштурмфюрера на мгновение промелькнула злорадная улыбка: он уже выбрал на лице Романцева точку – самую середину лба. Но в этот момент солнечный луч ослепил его, сбив прицел. Романцев совершил кувырок, тренированные связки не подвели, мягко приняла земля, дав возможность быстро подняться. Тимофей с силой ткнул стволом пистолета гауптштурмфюрера под ребра. Почувствовал, как сталь углубилась внутрь живота, Штольце от неожиданной и резкой боли согнулся пополам, ухватившись за раненое место, и судорожно принялся заглатывать воздух.

Пистолет упал к его ногам, стукнувшись рукоятью о камень. Тут же два бойца подскочили к немцу и, завернув ему руки за спину, связали. Тимофей поднял еще теплый «браунинг». Добротная, но старая машинка, есть и более надежное оружие, остается только удивляться, почему Штольце пользуется этим. Наверняка с ним связаны какие-то сентиментальные истории.

Капитан сунул пистолет в карман: пригодится для коллекции.

Немец уже отдышался и хмуро посматривал на обступивших автоматчиков.

– Вот и свиделись, господин гауптштурмфюрер, – произнес Романцев. Штольце хранил невозмутимость и посматривал куда-то в чащу леса, до которой ему так и не удалось добраться. – Примерно таким я тебя и представлял. А теперь давай поговорим по существу. Зачем весь этот маскарад с сопровождением пленных? Какое задание у вашей группы? Только не нужно притворяться, что не понимаешь русского, ты знаешь его хорошо.

– Я не буду вам ничего говорить, – отвечал Штольце. – Если потребуется, я готов умереть. Я – солдат, и меня к этому готовили.

– Мы и так много чего знаем о тебе, господин гауптштурмфюрер, – примирительно произнес Тимофей. – Ты не расскажешь, расскажет твой радист, он и без того нам много чего интересного поведал. Говори!

– Я уже все сказал.

– Вот оно, значит, как… Видно, разговор у нас не клеится. Пусть будет по-твоему… Дайте господину Штольце лопату, – приказал Романцев. – Пусть копает могилу для себя и для Рыжкова. Все-таки как-то не по-христиански, когда тела не погребены. Или ты предпочитаешь лежать на земле?

– Дайте мне лопату.

Один из бойцов, стоявших рядом, передал Штольце саперную лопату.

– Где копать?

– Можешь сам выбрать себе место, где тебе больше понравится.

– Меня интересует только почва. Хочу, чтобы она была мягкой.

– Удобство, значит, любишь? Ну-ну… Тогда копай вот на этой поляне, – показал Романцев на пятачок земли, заросший малиновым клевером. – Камней там нет, корней тоже. В хорошей земле будешь лежать, гауптштурмфюрер. Жирной. Сытной. Наверное, за такой землицей в Россию приехал. Вот и получи ее сполна! Ты ведь из Баварии?