Ну да, я знаю, что он тоже одинок. И пытается манипулировать мной, чтобы получить то, что ему хочется. Сначала усыпит подозрения своими добрыми жестами, а потом возьмет и собьет с ног. Я не вчера родилась. Я знаю, что он делает, и нахожу это оскорбительным и тупым, и любая реакция моего тела вовсе не означает, что мой рациональный мозг так тоже считает.
Я стискиваю зубы, когда мы подъезжаем обратно к комплексу для полулюдей. Как же меня это все бесит. Просто хочу уже к себе и залечь на дно, чтобы никто меня не трогал.
Утром тут оживленнее: люди прогревают свои машины, курят или разговаривают, и пара из них даже машет Хаксу рукой, когда мы проезжаем мимо. Я вижу, как маленькая девочка подбегает к какой-то женщине, дергая ее за пальто, и замечаю отвратительный черный символ альфы, выжженный сбоку на ее шее. А ей еще и семи лет нет.
У меня желудок скручивает. Я оглядываюсь на нее до последнего, пока она не пропадает из виду.
— Я думала, клеймение прекратили? — я вздрагиваю, растирая шею. — Разве это не незаконно?
— Технически.
— Но это ужасно. Она же просто маленькая девочка.
— А им плевать, — Хакс улыбается и машет кому-то еще. — Они всех нас хотят клеймить. Так мы будем на виду, легко заметны.
— Но зачем это делать с маленьким ребенком? Что она вообще могла натворить?
У меня сердце болит от одной только мысли обо всем этом. Я тру лицо и стараюсь ни о чем не думать, но даже за зажмуренными веками все еще стоит образ маленькой девочки, изуродованной ярким раскаленным клеймом на шее. Кто вообще мог сделать что-то подобное.
Хакс щелкает языком, задумываясь, и выдыхает:
— Ну… думаю, она что-нибудь сперла из Воллмарта, разок или два.
— Я раньше тоже постоянно воровала, но со мной никто ничего не делал.
— Да? Ну Бет они не клеймят, — улыбка Хакса становится шире. — А что ты воровала?
Я не смотрю на него:
— Еду. Одежду, если могла ее как-то спрятать, но они постоянно ловили меня на этом.
— А-а. Мои соболезнования.
Я пожимаю плечами. Все, что я делала, это было ради выживания, потому что Ункар ничего мне не давал. Ну а что еще делать? Голодать? Сидеть на пиве и чипсах, пока не помрешь? Кайло, наверное, все еще считает, что у меня есть эти самые привилегии, но стоит только вспомнить, как я до чертиков боялась, что меня словят на краже яблока, потому что дома днями не было чего поесть — и я снова начинаю беситься.
Могу поспорить, уж он-то не крал, чтобы выжить. Думает, что, раз его мама недостаточно обнимала в детстве, то это делает его прошлое таким же ужасным, как и мое. Ага. Как будто проблемы с матерью могут сравниться с моей паникой, когда я пряталась в общественном туалете Прайс Шоппера, пытаясь придумать, как лучше пронести коробку с лапшой быстрого приготовления, чтобы не нашли.
И если бы я стала Альфой тогда, мне бы тоже на шее такое клеймо поставили, как у этой маленькой бедняжки: изуродовали только за то, что я просто была голодным ребенком.
Мы поднимаемся в квартиру профессора Рена вместе с Хаксом, и дверь не заперта. Все окна открыты, несмотря на холод, и я делаю парочку коротких вдохов, проверяя воздух — ни Кайло, ни мной больше не пахнет. Слава богу.
Я закрываю входную дверь и вижу, как Рен идет к нам по коридору из своей спальни, уже переодевшись в джинсы и плотный бордовый свитер под самое горло. Вот и хорошо. Меньше соблазна укусить его.
Он подтягивает очки к самой переносице, по-прежнему не сводя с меня взгляда, когда забирает пакеты у Хакса:
— Отличная куртка.
На секунду я даже не понимаю, о чем это он, а потом вспоминаю, что все еще стою в куртке Хакса. Я быстро стаскиваю ее с себя, возвращая ему, но Хакс качает головой и ухмыляется, перекидывая ее через локоть.
— А я мог бы продать ее, — задумчиво хмыкает он. — Другая единственная Альфа женского пола в нашем доме — это Кейла, и ей всего восемь.
— Фазма, — кидает профессор Рен через плечо.
— У Фазмы есть пара, она не считается, — Хакс взмахивает ладонью, останавливаясь примерно на середине груди. — Такой мелкий коротышка. Митака. Из них двоих вышла интересная парочка.
— Фазма — она женщина Альфа? — спрашиваю я. — Можно мне как-нибудь с нею поговорить?
Хакс уже открывает рот, чтобы ответить, но его прерывает громкий звук, доносящийся из кухни. Профессор Рен с грохотом ставит тарелку на стол и дырявит меня своим взглядом.
— Фазма оказывает дурное влияние, и вряд ли вообще может быть примером для подражания, — его челюсть напряженно ходит со стороны в сторону, когда Рен начинает раскрывать один из пакетов. — Абсолютно неуместно обсуждать с нею что-то. Хакс отвезет вас домой после того, как мы позавтракаем, и все ваши новые вопросы я сам передам моей матери.
Мне так и хочется ответить, что его мать была пьяна весь вчерашний вечер и это охренеть как далеко от хорошего влияния, но, наверное, нужно просто попозже спросить об этой Фазме у Хакса.