Я закрываю тумбочку и опускаюсь на колени, заглядывая под кровать. Там стоит какая-то коробка, и в памяти всплывает мимолетный комментарий Леи о том, что Кайло делал какие-то коробочки, когда был ребенком. Я тянусь туда, забирая ее. Забавно, что она сплетена из лозы, но на ручке есть замок.
К счастью для меня, я знаю, как взламывать дешевые замки.
Я нахожу скрепку на столе и принимаюсь за работу. Да, это занимает какое-то время, но наконец замок поддается, и я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что меня не застукают на месте преступления. А потом откладываю замок и заглядываю внутрь.
Там лежат маленькие кусочки ткани, насыщенные запахом так сильно, что у меня в глазах начинает двоиться. Нёбо щекочет и я раздраженно стону, чувствуя, как снова лезут клыки. Дерьмо. Ну какого хрена. Разница между запахами на кусочках ткани почти незаметна, может, они из разных возрастов или привязаны к разным эмоциям, но пахнет так одуряюще сильно, что я не могу понять.
Еще я нахожу там запечатанное письмо, которое боюсь вскрывать, и два сломанных регистрационных браслета. На одном его настоящее имя и выглядит он поновее, а второй маленький, явно предназначенный для ребенка.
Я нерешительно беру его. Такой тяжелый и весь потемнел со временем, он сломан в середине цепочки, где когда-то совсем юный профессор Рен решился пойти на это преступление с помощью кусачек. Я провожу подушечкой большого пальца по цифрам, и внезапно меня охватывает гнев, из-за которого серебряный браслет весь становится красным. Кто в своем уме решился сделать больно маленькому ребенку? Как это может быть законным? Почему людей наказывают только за их существование?
Ярость переплавляется в горе, накрывающее меня с головой, и я начинаю рыдать. Вот, что ждет меня до конца жизни. Вот оно.
И мне так жаль его, всю тяжесть, что он вынужден нести в себе. Они сделали это с ним, когда он был всего лишь маленьким испуганным ребенком, и вот во что это превратило его сейчас. Он травмирован, и я не знаю, смогу ли хоть как-то помочь ему.
— Вы открывали письмо?
Я замираю. Не слышала, как он вошел. Голос Рена спокойный, но будто на грани, и из-за этого у меня мороз по коже.
Я качаю головой и вытираю глаза, складывая все обратно в коробку.
— Нет… нет, — я держу ее в руках. — Иффините. Не нуфно было фмотреть.
— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии.
Агрх. Я раздраженно запираю коробку на замок и запихиваю обратно под кровать, а затем оборачиваюсь, собираясь огрызнуться.
Профессор Рен держит в кулаке пакет из Таргета, стискивая так сильно, что костяшки все белые. Лицо напряжено, как и челюсть, но глаза предают его: он на грани слез, и я понимаю, что сделала ужаснейшую ошибку.
— Иффините, — повторяю я.
— У вас клыки наружу, — выплевывает он трескающимся от боли голосом. А затем делает паузу, собираясь с духом. — Нашли содержимое коробки возбуждающим?
— Нет, нет! — я трясу головой и подскакиваю, в ужасе прикрывая рот ладонями. — Нет, я не могу нифего… оно профто…
— Вон отсюда, — он указывает на дверь из спальни. Его рука дрожит, как и нижняя губа. — Немедленно.
Я пристыженно наклоняю голову и несусь мимо него к выходу. О боже.
Професор Рен хватает меня за локоть, стоит мне только вылететь в коридор, и я отшатываюсь назад, пока он тянет меня к себе. Что за хрень он творит?!
— Нет! — я шиплю на него. И снова начинаю плакать, это было так унизительно и грубо, теперь я чувствую себя извращенкой. — Уберите руки!
— Рей…
Я отбиваюсь от него, но успеваю сделать лишь пару шагов, когда он хватает меня снова. Что-то вспыхивает в моем Альфа разуме, и я поворачиваюсь к нему лицом, оскаливая зубы, сгребая рубашку в кулак и толкая его. Отпусти меня, или я нахрен тебя прибью.
Его темные глаза так близко, и расширенные зрачки расплылись в пятна. Он нервно облизывает губы.
Рычание вибрирует в горле, поднимаясь вверх, когда он наклоняется, чтобы поцеловать кончик моего носа. Затем он целует меня в лоб, и рык переходит в яростное шипение, а я дергаюсь под его ладонями, потому что инстинкт вынуждает меня бежать. Рен издает тот самый звук, что я слышала от Базин, умоляюще воркуя — и мне это совсем не нравится.
Я снова дергаюсь, изо всех сил пытаясь вырвать мой локоть из его лапищи, и профессор Рен быстро толкает меня к стене. Страх поднимается изнутри, еще больше спутывая мысли, раскручивая пружину иррационального ужаса, что он вот-вот причинит мне боль. Я знаю, что он не сделает это. Но что насчет меня?
— Ш-ш-ш… — он наклоняется еще ближе, целуя в щеку и снова издавая эти воркующие звуки. Его рука обнимает мою шею, пальцами стискивая загривок, и я тут же замираю. — Извините меня.
Я все еще немного раздраженно выдыхаю, но мышцы слегка расслабляются. Ладно.
Губы скользят по моей щеке к челюсти, снова заставляя меня предупреждающе зарычать, но Рен воркует, успокаивая меня, и продолжает целовать. Его язык мягко проходится по сухожилию шеи, и я извиваюсь, чувствуя, как щеки обжигает жаром смущения. Я сражаюсь с инстинктом Альфы бежать. Он такой теплый и пахнет так вкусно. Я не против того, что он делает.