Читаем Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф полностью

Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

Михаил Ландбург

«Живее, ребята… Ещё!.. Ещё!..»…

С невероятной силой колотится сердце…

Телефонный звонок домой…

Открытка из дома…

Горький вкус дыма…

Пересохшие губы…

На ногах мозоли…

Стоны раненых…

В раскрытых глазах убитых изумление…

Суэц…

В раскрытых глазах живых отражение канала…

«НАДО… – сказал генерал Шарон. – НАДО ОЧЕНЬ…»

И вдруг – тишина…

В песках, под палящими лучами солнца, раздутые до невероятно огромных размеров трупы. То тут, то там искорёженные пушки и бронетранспортёры, а рядом остывающие холмы почерневших гильз противотанковых снарядов.

101-ый километр…

На девятый день перемирия, подобрав сиротливо торчавшую в двухстах метрах от египетской траншеи гильзу артиллерийского снаряда, ребята решили приспособить её под душ. Бенци сверлил дырочки, а Сами, который считал себя лучшим плотником в городе Димона, соорудил виселицу, на которую под общий восторг бойцов вздёрнул замечательно продырявленное тело артиллерийской гильзы. Прищурив глаза в ожидании райского блаженства, под гильзу встал голый Иешуа и, обращаясь к Сами, который с полными ведрами воды взобрался позади на пустой ящик из-под снарядов, скомандовал: «Наливай!» Сверху побежали тонкие струйки воды.

– Скребись, скребись, Иешуа, – приговаривал Сами, – пользуйся трофейными дарами.

Иешуа громко сопел носом, и его лицо светилось, как у ребёнка, которому только что подарили велосипед.

– Давай, давай! – подгонял его Бенци, опасаясь, что Иешуа простоит под гильзой слишком много времени, и тогда воды на всех не хватит.

– Ну, что ты всё живот трёшь? В уши пробирайся! Пальцем! Ну да, не танковым же шомполом… Господи, какой в твоих ушах скрип? И в ноздри тоже!.. В нос говорю…Тоже… Тоже пальцем… Только другим… Постарел ты на войне… Вон как с тебя песок сыплется!..

Потом под гильзу встал Ицхак, а на ящик – Давид. В отделении он был самым молодым.

– Ночью мне снилась кошка с котятами, – сообщил Давид. – К чему бы это?

– К миру! – не задумываясь, ответил Ицхак. В Ашкелоне у него осталась жена и трое детей. – Сейчас бы тебе самый раз жениться!..

– А не рано? – усомнился Давид.

– В самый раз! В Писании сказано: «Время на танки взбираться, и время на…»

Леон заметил: «Женщины – это жизнь!..»

Ицхак, протерев глаза, сказал:

– Жизнь – она разная… Ночью иная, нежели днём, а на улице Алленби иная, нежели здесь, в песках, а если на самом деле вдуматься, то жизнь – это когда ты дома, и нет войны…

А потом, подсохнув, ребята возвратились в траншею, чтобы немного перекусить, и лишь Давид остался сидеть на мешках с песком, которые укрепляли выступы траншеи. Судя по направлению его взгляда, внимание Давида привлекло повисшее над каналом белое облачко.

– Ты чего там? – спросил из траншеи Леон.

– Думаю…

– О женщинах?

– Не знаю я никаких женщин…

– Тогда и думать не о чём!

– Врёшь! – улыбнулся Давид и, вдруг привстав и сладко потянувшись, крикнул в тишину пустыни: «До-мо-о-ой!.. Х-о-о-чу до-мо-о-ой!..»

Не мешкая, пустыня ответила глухим усталым эхом: «мо-ой, о-о-ой!..», а со стороны канала раздался одинокий сухой щелчок. Неестественно качнувшись, Давид, вдруг медленно изогнулся и повалился в траншею.

«Ты что это?», – едва успев подхватить безвольное тело на руки, вскрикнул Леон.

Недвижный Давид лежал на спине и смотрел большими странными глазами.

«Ты что?», – погасшим голосом повторил Леон, но внезапно лицо Давида изменилось настолько, что казалось, будто лицо не его.

Возле остывающего тела лежал автомат. Он, как и сам Давид, тоже казался омертвелым.

Кто-то прикрыл Давиду глаза и, оторвав рукав гимнастёрки, подвязал им подбородок.

Позже Ицхак спросил;

– Капитан, помнишь, что сказал Иов?

– Иов сказал много чего…

– «Бог дал, Бог взял», – сказал Иов.

– Да, Иов сказал и это тоже….

– А ещё он сказал: «Неужели доброе будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»

– Да, Иов и так сказал.