Constanta

– Эй, Серафим! – раздался вслед ему оклик.

Он оглянулся. За забором маячила грузная фигура соседа Леонтия. Махая руками, тот звал к себе. Изменив направление, дед пошёл ему навстречу.

– У тебя никак гости? – спросил Леонтий, поздоровавшись.

– Да, – ответил дед. – Внучка.

– А парень кто?

– Какой парень?

– Цыган. Никак жених, а? – Лицо Леонтия розовело на глазах, предвкушая свежую животрепещущую новость для всего посёлка.

– Привиделось тебе. Внучка одна.

Леонтий растерянно вытаращил глаза.

– Не было никакого цыгана, – сказал дед. – Собака на цепи – почуяла бы.

– Шёл я мимо давеча… – неуверенно начал Леонтий.

– Меня рядом видел? – спросил дед.

– Нет.

– Я же говорю – привиделось. Мне с чужаком на одном дворе не разойтись.

– Ладно, шут с ним, – проговорил Леонтий, смотря на деда с недоверием. – Значит, одна твоя внучка?

– Одна голубка, одна.

Вынужденный поверить на слово, Леонтий махнул рукой. Порозовевшее лицо начало бледнеть. Оставляя в покое чужие радости и печали, пришло время вспомнить про свои собственные.

– Беда у меня, Серафим.

– Что случилось?

– Мыши. Целое кладбище в подвале.

– Вот это да! Неужто голодуха доконала?

– Я было поначалу и сам так подумал. Да у всех, вишь, знак характерный – хребет переломан. Опознал, чья работа. Летом у меня мансарду семья снимала. Тихая, хорошая, всем довольная. И я ею доволен тоже был. Питались они там же – в мансарде. На погибель мышам. И, вишь, одну за другой потом из мышеловки тихо, тайком, в простенок отправляли. Он худой у меня. Все до подвала и долетали. Полез намедни за огурцами, а там…

– Вернули, стало быть, тебе твоё добро? – заметил дед, улыбаясь.

– Нагадили поганцы в самую душу. Что теперь делать?

– Яму копать, – посоветовал дед. – Для братской могилы. Чем глубже, тем лучше.

Сзади в доме скрипнула дверь, наружу выглянула Вика.

– Дед! Ты где? Мы с Колей ждём тебя.

– Иду, – откликнулся дед.

Леонтий, насторожившись, вытянул шею.

– Коля? А кто это – Коля?

– Родственник малолетний.

– А говорил – одна внучка.

– Так он от земли два вершка. Не считается.

– Он на тебя больше похож или смуглее? – вновь начало розоветь лицо Леонтия.

– Чуток смуглее.

– Он самый и есть цыган! – не терпящим возражений тоном заявил Леонтий. – Два вершка волосы у него на голове.

– А хоть бы и так. Что теперь?

– Женихаться приехал?

– Эх, как у тебя личность разгорелась! – заметил дед. – Был бы курящим – прикурил.

– А всё же?

– Напрасно ты полыхаешь, Леонтий. Нет здесь ни женихов, ни невест. Одни родственники. Вечером уезжают.

– Ах, Серафим, – покачал головой Леонтий. – Старый ты краб. Так и помрёшь со своими тайнами.

– Вот свидимся на том свете, тогда и исповедуюсь, – улыбнулся дед. – Узнаешь всё.

Они не покидали дом до вечера. Пользуясь подвернувшейся возможностью, дед обучал Вику премудростям домашней кулинарии. Под его руководством она попыталась приготовить обед – первый в своей жизни. Не хватило нескольких ингредиентов. Каких именно, дед не уточнил, лишь многозначительно прищурившись во время общей пробы.

Коля долечивался. На сей счёт в его распоряжении были пар от сваренной в мундирах картошки, горячий сладкий чай и старые, выцветшие от времени, фронтовые фотографии деда.

Пришло время отъезда. Как ни отговаривали деда и Вика, и Коля, он отправился провожать их на станцию.

Стоя перед раскрытыми дверьми электрички, Вика не удержалась и бросилась ему на шею.

– Не забывай про меня, – сказал он ей на ухо. – Приезжай.

– Обязательно, – прошептала она. – Я люблю тебя, очень-очень…

Прощаясь и жмя руку деда, Коля смотрел на него во все глаза. Стараясь запечатлеть всё, не пропустить ни одной детали, он высекал его навечно в граните своей памяти.

Электричка уехала. Смахнув невольную слезу, дед постоял, посмотрел ей вслед и отправился домой.

Оставленный один, визжа и лая, пытаясь вырваться на волю, Рой бесновался на цепи. Дед открыл калитку, прошёл во двор и остановился перед псом. Утихомиривая, потрепал по загривку. Поднял глаза в небо, приложил пятерню к груди и, унимая свои сердечные боль и трепет, вздохнул.

– Будем зимовать, Рой.

Глава десятая

За день до освобождения квартиры Степан принялся заметать следы тайного пребывания в ней, стараясь делать это как можно незаметнее. Однако Илона заметила. Пришлось признаваться. Узнав всю правду о своём участии в авантюре, она пришла в ужас. Но делать было нечего, следов хватало, времени убрать их оставалось в обрез и потому следовало немедля браться за работу. Узнай Горыныч, чего им обоим стоило вернуть квартире прежний вид, то не потребовал бы платы за наём – компенсация была достойной.

Наконец, все волнения остались позади. Шли последние минуты перед уходом. Сидя, они прощались со своим временным жильём.

– О чём задумалась? – спросил он её.

– Мы всё равно оставляем здесь частицу себя, – ответила она, осматриваясь. – Свою энергию, если хочешь. Незримую тонкую материю.

– И что с этим делать?

– Не знаю. Тебе виднее – ведь ты же всё это затеял.

Они помолчали.

– Долой стены, – сказал он, махая рукой. – Возвращаемся в природу.

– Назад в эдельвейсы? – подыгрывая, улыбнулась она.