Constanta

И мне действительно стало страшно, что я столь глупо загубила здоровье. Тело не слушалось и болело так, будто его всю ночь жестоко истязали. Боль в голове прошла, зато появилось раздирающее ощущение в легких. Кажется, это не слишком обычная простуда. Я почти ничего не чувствовала: ни вкуса еды, ни запахов, ни прикосновений. Ольга растерла меня согревающей мазью, наказала пить таблетки и ушла в университет.

За полдня, пока она не вернулась, я ничего не ела и не пила, я только один раз поднялась с постели – в туалет сходить, и то, думала, помру на ходу от болей. Разумеется, мне было вовсе не до лекарств: я валялась, стараясь не двигаться, находясь в состоянии бреда. Я не могла понять, что из происходящего правда, а что мне привиделось. И в некоторых случаях, когда я начинала думать о Константине Сергеевиче, не отличать явь от горячки было даже приятно.

В целом я только и думала, что о своем новом научном руководителе. Наконец-то нашла время переосмыслить все, что со мной произошло за последнее время, пусть для этого мне и понадобилось тяжело заболеть. Но только в такие моменты жизни понимаешь, кто рядом с тобой, кто ценит тебя и действительно любит, а кто – просто играет какую-то временную роль. Как Довлатов, например. Ведь он мне никто и никем не станет – да, это до усрачки грустно осознавать, но что я могу поделать? Его судьба уже написана задолго до встречи со мной. А моя еще чиста, но ему там нет места. Хотя так хочется.

И почему мне никогда не попадались мужики, которые бы хоть немножечко его напоминали? Хотя бы внешне, я уже не говорю о характере.

Его непосредственность, его настырность, его «интеллигентная наглость». Я никогда такого не встречала. И страшно, что уже никогда не встречу. Нет, не встречу точно, потому что безо всяких накруток и идеализаций пониманию, что подобных ему нет. Особенный мужчина.

Блять, ну почему он женат?! И посмотрел бы он на меня, если бы был свободен – вот еще вопрос. Да какой понт об этом думать, если у меня нет никаких средств изменить эту идиотскую ситуацию? Я не хочу, чтобы он был моим научным руководителем. Я хочу, чтобы он был моим. От невозможности исполнения этого желания хотелось что-нибудь сломать, но я понимала: если придется двигаться, станет больно. И уж лучше одна физическая боль, чем и духовная с ней вместе.

А ведь у меня дома его олимпийка. Интересно, помнит ли он о ней? Думает ли обо мне вообще когда-нибудь? Я тут лежу, больная, и как дура, понимаешь ли, прокручиваю в памяти, как он меня ремнем к себе привязывал, как переодевался при мне, эту его родинку сраную вспоминаю, эти его жировые отложения по бокам поясницы, волосы на груди и цепочки на шее. Взгляд этот, который на комиссии мне говорил, что все хорошо; и эту светлую куртку, облитую краской. Все смешивалось в бреду и снова распадалось, как будто я тысячу раз проживала свою жизнь заново.

Еще я думала о том, что никто так и не кинулся меня искать, никто не волновался обо мне и не пытался выяснить, где я. Это было обидно, хотя и укладывалось в общую картину о нелюбящей семье и нелюбимой дочери. Моя жизнь – настоящая дрянь. Даже в собственной семье я болталась просто так, оказавшись им даже не нужна.

Так я и лежала, размышляя, не шевелясь, иногда чувствуя, как будто бы сама по себе, независимо от меня, по щеке пробегает стынущая слеза, оставляя холодную дорожку. В таком виде меня и обнаружила Ольга, когда вернулась из универа.

– Яночка, как ты себя чувствуешь? – она первым делом присела ко мне с каким-то пакетом.

Я пошевелила мизинцем и попыталась ответить, но вышло лишь прохрипеть.

– Вижу, тебе не легче. Может, вызовем врача?

По моему бешеному взгляду она поняла, что этого делать не стоит.

– Я так и думала. Поэтому купила тебе жаропонижающего и обезболивающего. А еще – фруктов, чтобы витамины были. Ты кушала что-нибудь?

Я медленно покачала головой.

– А лекарства принимала?

Я снова покачала головой.

– А почему? – в ее голоске прорезалось недовольство.

– Больно…

– Так. Понятно. Сейчас мы тобой займемся.

Ольга ушла на кухню, принесла мне таблетки и стакан с кислючей мутной жидкостью, заставила выпить, потом снова растерла меня, не обращая внимания на стоны боли и одновременно рассказывая мне все, что происходило сегодня в универе.

– Знаешь, единственный, кто спросил о тебе сегодня – это Валера. Он даже приехать собирался, когда узнал, что с тобой. Но потом у него там дела какие-то появились, в общем, отложил.

И тут я вспомнила, что пока была одна, слышала, как несколько раз звонил сотовый.

– Телефон. Дай, – попросила я.

Ольга поднесла мобильный.

– Посмотри. Звонили?