Constanta

– Нет уж. Бесконтрольной работы не будет: знаю я, как это – работать дома. То есть захочется, то спать, то готовить надо, то посуду мыть, то убираться. Никакой сосредоточенности. А студенты так любят отлынивать от работы, ссылаясь на домашние дела. Здесь у Вас такой возможности не будет. Берите книги и идите во-он туда. Там мне будет видно, чем Вы занимаетесь. Давайте-давайте. И после первой пары я проверю, что вы там наработали, – кивнул Довлатов на здание парты. – Не тащите с собой все, вот вам три учебных пособия. – Он с улыбкой вручил мне три толстых книги, злорадно ухмыляясь от моего опечаленного и заранее измученного вида. – Советую начать с Белинского.

Я взяла книги из его рук, взглянула ему в глаза, скривившись от приторной улыбки и прищуренных карих глаз, и поняла, что он мне явно за что-то мстит. Беспричинно преподы вот так не издеваются, я же там сдохну, пока буду читать без остановки. Сначала сдохну от скуки, потом воскресну, чтобы сдохнуть от голода, потом снова воскресну, чтобы сдохнуть от того, как будет болеть отсиженное филе.

Развернувшись и едва не задев его волной волос, я медленно поплелась в конец аудитории, еле передвигая ноги, всем своим видом показывая, как я на него зла.

– Поживее, Яна. Где Ваша обычная бодрость, с которой Вы грубите или убегаете? За сегодняшние три пары Вы должны успеть прочесть хотя бы одну из книг, которые я дал.

– Три пары… охренеть… у меня же отвалится кое-что…

Он засмеялся, услышав, что я пробурчала себе под нос.

– Перерыв каждые сорок пять минут – будете вставать, прохаживаться, разминаться. Ничего страшного не случится.

– Конечно, не случится. Это у Вас рабочий день только начался, а у меня он с восьми утра вообще-то, – пробурчала я недовольно и остановилась, разворачиваясь – нас разделяло уже примерно метров семь. – Я спросить хотела, кстати…

Но тут в аудиторию поперли студенты, заглушая своим гамом мои слова. Довлатов пожал плечами, показал взглядом на настенные часы и полностью переключил внимание с меня на группу, тепло здороваясь с каждым по очереди. Я обиженно отвернулась и пошла к задней парте бодрее, чем раньше – раздражение придало сил. Даже смотреть не хотелось, как выряжаются его студентки ради него, как они с ним здороваются, как ведут себя при нем. Меня бы, наверное, просто стошнило.

Аудитория наполнилась быстро, преимущественно студентки заняли почти все свободные места, наполнив помещение до отказа. Никому и в голову не приходило оборачиваться на задние парты, когда прямо перед глазами был такой мужчина, тем более, я сидела тише воды ниже травы.

Первые полчаса меня вообще никто не трогал. Я усердно старалась разобраться в том бреде, который написал самый знаменитый литературный критик, но со временем поняла, что уже даже не пытаюсь вникнуть в белиберду, а тупо пробегаю глазами строку за строкой. Что поделать: не люблю я эту скучную теорию, я люблю практику. Гораздо интереснее и познавательнее беседовать о личном восприятии оригинала, чем о том, как его интерпретировал тот или иной критик и литературовед. Жаль, что преподы этого не понимают.

Полчаса спустя я начала замечать на себе взгляды случайно обернувшейся назад девушки, сидящей в параллельном ряду на несколько парт впереди. Я вопросительно поднимала ей брови, кривила рожи, показывала язык и даже, совсем отчаявшись, средний палец, но она не прекратила оборачиваться, вконец меня разочаровав.

Довлатов перехватил мой взгляд и бровями спросил, все ли у меня в порядке. Я пожала плечами в ответ, а он показал пальцем себе на запястье, мол, перерыв скоро, потерпите. После этого его жеста на меня обернулась половина аудитории, да с такими округленными глазами, будто впервые видели человека на задней парте у такого приятного препода. Представляю, какие битвы за место поближе к Довлатову между студентками… По губам у всех прошелся шепоток моей фамилии, и я смущенно уткнулась в книгу, стараясь не думать, что все эти люди теперь обсуждают только меня, чтобы не взорваться от гнева. Ненавижу, когда обо мне шепчутся, особенно в моем присутствии.

Едва Константин Сергеевич объявил пятиминутный перерыв посреди пары, та самая девушка подскочила и ринулась ко мне.

– Привет. Ты что, новенькая?

Я подняла глаза и оценивающе ее осмотрела, решая, стоит ли с ней заговаривать. Я ведь далеко не ко всем людям отношусь одинаково. Я горда, высокомерна и заносчива. С кем попало словом не обменяюсь. Но эта выглядела поприличнее, чем большинство присутствующих, не так ярко накрашена, не так откровенно одета, и в целом по виду воспитана.

– Ты че вообще лезешь? Тебе какое дело? – бросила ей я, совсем ошеломив ее своей борзостью.

– А-а-а, так это точно ты! Ты – Гарзач, да? – присаживаясь с горящими глазами за соседнюю парту, спросила она.

– Даже если да, дальше че?

– Я о тебе только слышала, но мечтала познакомиться! Я Настя.

– Безмерно рада. Настя, свали отсюда.

– Ого! Ты еще резче, чем о тебе рассказывают. Спасибо огромное от всех журналистов за то, что ты высказала Корнеевой. Мы тебе памятник поставим.