Constanta

Я еще долго сидела, глядя на горячий асфальт, и думала над его последней фразой. Что бы она могла значить? В чем и кого я пытаюсь обмануть? Господи, надеюсь, у него не будет проблем дома. Еще этого мне не хватало. А вот что делать со старостой, я понятия не имела. Разговорами не поможешь. Бить ее – теперь я этого еще долго не смогу делать, вспоминая Галин взгляд. А оставить это все просто так тоже не могу – еще никто не оскорблял меня безнаказанно.

Поскорей бы уже меня выписали – хочу в универ, как это ни странно, хочу видеть преподов и одногруппников, хочу сидеть на парах и умирать от скуки и голода… Хочу, чтобы душа тихо плакала по ночам, стоная от режущей боли: он не мой. Я могу смотреть на него, общаться с ним, проводить с ним время. Но он не мой и моим не станет. А мне кажется, что это единственная вещь, которую я хотела бы получить от жизни. Вот угораздило же меня! Впервые со мной такое случается.

Я достала сотовый, набрала сообщение: «Скоро меня выпишут. Давай увидимся вне работы?» и отправила Вове. Пора прислушаться к совету подруги, ведь она желает мне только добра. Когда я вернулась в палату и наткнулась взглядом на большой белый пакет, оставленный Довлатовым, то обнаружила внутри него два учебника по теории русской литературы, коробку мармеладных конфет (откуда он знал?) и большой пакет мандаринов. До самой ночи я думала, где он выдрал такие вкусные мандарины в середине мая.

24. Супергравитация

Супергравитация – суперсимметризованная теория тяготения, т. е. теория тяготения Эйнштейна для такой системы материальных полей, для которой имеет место инвариантность относительно преобразований простой или расширенной суперсимметрии.

Книжки я прочитала в свободное время в последние больничные дни – и то, от скуки.

Вова не стал эсэмэситься со мной, он, как нормальный мужик, позвонил и поговорил со мной по-взрослому. Я не обещала ему любви до гроба, но сказала, что на симпатию и дружбу он может стопроцентно надеяться. Радостный Вова предложил помочь перевезти вещи, когда меня выпишут. Я согласилась.

В последний день, когда я уже собирала вещи, в палату ко мне вошла та самая медсестра – Люба.

– Ну что, как себя чувствуешь?

– Да великолепно, спасибо. Слушай, спросить хотела, – я почесала лоб, поворачиваясь к ней. – Меня ведь кормили какими-то крутыми антибиотиками, судя по всему?

– Ну да, а как ты поняла?

– Ну так ведь быстрое выздоровление, плюс молочницы не началось: ни на языке, ни там, – я показала вниз. – Дорогие, должно быть?

– Очень.

– И как же я должна за них расплачиваться?

– О, за это вообще не волнуйся! – она махнула рукой, но тут же застыла с выражением ужаса на лице.

– В каком смысле? – остановилась я.

– Слушай, Ян, у меня там бабулька поступила, надо бежать, осмотр проводить… Не до ляляканий сейчас.

– На месте стой, сказала, – зарычала я. – Говори. Что знаешь?

– Да ничего я не знаю.

– Знаешь.

– Мне нельзя говорить! Я и так чуть не проболталась!

– Так. Ты меня достала. Лечащего мне сюда позови.

– Но он занят, Яна. Не может же он прибежать по первому зову любой…

– Зови живо, говорю! – крикнула я, швыряя в бедную медсестру свернутые носки. Та успела увернуться, ойкнула и выбежала из палаты. Еще чего удумали – скрывать от меня что-то! Я не собиралась никуда уходить, пока не проясню ситуацию. И к врачу пошла бы сама, плюнув на гордость, если бы он не явился через десять минут.

– Что такое, Гарзач? Почему бушуем?

– Так здорова же! Почему бы и не побушевать?

– Здорова – это хорошо. Есть какие-то вопросы?

– Разумеется. По поводу антибиотиков, которыми меня лечили, – я невзначай взяла в руки пару вещей и свернула в тугой комок, держа получившийся снаряд, как мяч для регби.

– Слушаю.

– Хорошие таблетки. Государственные?

– Конечно, – кивнул он уверенно, и мой снаряд отправился прямо в доктора. – Вы что себе позволяете, Гарзач?! – разгневанно воскликнул он.

– А Вы? Еще врач называется – врете в лицо и не краснеете! Ваша медсестра мне обо всем проболталась, – я решила сблефовать. – Кто оплатил мои лекарства? И не говорите, что это были мои родители – они не в курсе, как и я, чем меня пичкали!

– Какая Вам разница, кто? – возмутился он. – Главное, что Вы здоровы.

– А как же спасибо сказать? Кто это у нас такой щедрый?

– Я дал слово, что не раскрою этого, – врач сделал отрицательный жест рукой, не терпящий никаких возражений. – И не просите.

– Вы не имеете права скрывать этого от меня.

– Вообще-то, имею.

– Тогда скажите, сколько стоит мой курс этих таблеток, и я отдам деньги тому, кого подозреваю. И это останется на Вашей совести.

– Цену сказать не могу. Только название. «Триаверин». Вы довольны?